Книжный вор маркус зузак. Когда доходило до дела, один отдавал приказы

Это повесть о нелёгкой судьбе девочки. Её звали Лизель. Лизель было девять лет, когда по дороге домой к приёмным родителям её брат умер, не выдержав переезда. Их мать везла своих детей в чужой дом, потому что не могла прокормить ни себя, ни детей. Лизель с матерью вышли на одной из станций, чтобы похоронить несчастного мальчика. У одного из могильщиков выпала из карманов книга «Наставление могильщику». Лизель подобрала её. Это была её первая украденная книга. Затем девочка с матерью сели в поезд.

Когда Лизель прибыла на Химмель-штрассе, она долго не хотела выходить из машины. Но в конце концов девочка осмелилась войти в дом и увидела своих новых родителей. Мама Роза Хуберман была полной, низкой женщиной, которая считала своим долгом называть всех свинухами. Она Лизель не очень понравилась. А папа Ганс Хуберман, наоборот, сразу поладил с девочкой. Он был высокий, курил самокрутки, и у него были серебряные глаза. Папа читал Лизель по ночам книги и играл на аккордеоне, а она делала ему самокрутки. Вскоре Лизель подружилась с мальчиком с лимонными волосами. Его звали Руди Штайнер.

Они вмести ходили в школу, играли в футбол и бегали наперегонки по грязным улицам Мюнхена. Лизель хуже всех успевала в школе. Тогда Ганс решил заниматься с ней. Занятия не прошли зря, Лизель стала гораздо лучше справляться с учёбой. На день рождения Гитлера на городской площади жгли книги, запрещённые новым строем. Там Лизель украла ещё одну книгу «Пожатие плеч», выхватив её из общей массы книг.

Вскоре в руки Лизель попала книга «Майн кампф». Дела в городе обстояли неважно. Люди голодали. Роза, которая зарабатывала на жизнь тем, что разносила и стирала бельё, тоже теперь испытывала нужду в деньгах. Клиенты отказывались от её услуг. Теперь бельё разносили Лизель и Руди, которые взялись воровать фрукты из садов. Последними клиентами оставались бургомистр и его жена. У них была большая библиотека, которая влекла Лизель. она стала воровать оттуда книги.

Одна книга ей очень понравилась. Это была книга «Свистун». Лизель её читала в доме бургомистра. Когда и жена бургомистра отказалась от услуг Розы, женщина пыталась подарить эту книгу девочке, но та предпочла её украсть. Через некоторое время в доме Хуберманов произошло событие. К ним приехал сын погибшего друга Ганса Хубермана. Эрик Ванденбург погиб во время Первой мировой войны, именно от него Гансу достался аккордеон.

Макс - так звали приехавшего молодого человека, стал жить у Хуберманов в подвале, потому что ему опасно было находиться в самом доме, ведь он был евреем, но по ночам он выбирался из своего укрытия и спал возле камина. Лизель и Макс очень подружились. Молодой человек даже сделал Лизель книгу.

Вскоре настало время бомбёжек. Многие города Германии уже были разрушены. В Мюнхене все жители прятались по подвалам со звуками сирен. Подвал в доме Хуберманов был недостаточно глубок, поэтому они ходили к соседям. Макс же на время бомбёжек оставался в их подвале. Чтобы как-то занять время в ожидании Лизель стала читать вслух книги. Как-то раз ночью, началась бомбёжка, никто не услышал звуки сирен, потому что все спали, а Лизель читала книгу в подвале.

Бомба упала прямо на Химмель-штрассе. Все, кроме Лизель, погибли. Она не могла унять слёз и плакала над телами своих близких. Она лишилась и вторых своих родителей. Вскоре с войны вернулся отец Руди, узнав о случившемся, он связался с Лизель. Она рассказала ему всё, не умолчав даже о поцелуе для Руди, которого он так добивался, пока был жив. А Лизель прожила долгую жизнь.

Это хорошая история - одна в длинном ряду хороших историй о войне вообще и Второй мировой в частности. Я восприняла ее именно так, через запятую со всеми остальными европейскими рефлексиями о. Это история немецкой девочки Лизель Мемингер, которая сначала лишилась отца-коммуниста, потом умершего в поезде младшего брата, потом исчезнувшей в неизвестном направлении матери - а потом обрела приемную семью: грубую, но добрую мать Розу и отважного отца Ганса. А также - друзей, одним из которых оказывается спрятанный в подвале дома еврей Макс Ванденбург. А еще - книги. Первую она стащит на гладбище у гробовщика (и научится по ней читать), вторую - из недогоревшего книжного костра, остальные - из библиотеки жены самого бургомистра. Но у нас война на дворе, а значит - потери еще будут.

«Книжный вор» - это целая россыпь историй: не только самой Лизель, но и ее друзей, близких и соседей. Мальчик, который хочет быть похожим на чернокожего атлета Джесси Оуэнза; аккордеонист, спрятавший в подвале сына своего сослуживца на Первой мировой, который (сослуживец) как раз и научил его играть на аккордеоне; еврейский драчун, воображающий, как он сражается с фюрером... Россыпь картинок, странных метафор и сравнений, живых диалогов. Россыпь книг - утешающих, дающих надежду. Текст напрашивается на экранизацию - и этому фильму выдали бы россыпь «Оскаров». Жюри Киноакадемии любит такое - чтоб эпично, серьезно, про войну и людей, душещипательно, да и толика фантасмагории не помешает.

Собственно, это первое, что смущает во всей этой истории. Да, она-то настоящая (Зузак сублимирует семейную травму - прототипом Лизель стала его мать), но рюшечки на ней «немножко слишком». Слишком много в этой истории «болевых точек» целевой аудитории, и слишком выверенно они расставлены. Так выверенно, что даже циничных читателей вроде меня, крайне редко ведущейся на манипуляции, в одном крайне надрывном месте (а вот не буду говорить, в каком) чуть не бросило в слезы. И тут, наверное, автору все-таки зачет.

Второе, что смущает, - образ рассказчика. Ну да, Смерть. Дело даже не в том, что для фанатов Пратчетта (ХА.ХА.ХА.) этот образ не скажет ничего нового. Дело в том, что если его убрать и рассказать историю в третьем лице - ничегошеньки не изменится. И почему именно Лизель стала привилегированной личной знакомицей Смерти (Смертя?) и предметом его особого внимания - непонятно. Нет, с точки зрения сублимации семейной травмы как раз понятно, но читатель не обязан об этом знать. А так - каждый, с подобным опытом или без него, может удостоиться этой привилегии.

P.S. Оценка - за хорошую историю и искусный текст. Для десяти баллов все-таки не хватает чего-то сложного для формулирования.

Оценка: 8

Об этой книге в последнее время много пишут, и так вышло, что она оказалась у меня на руках. Сразу скажу, я ее не выбирала. Я вообще с большим подозрением отношусь к новым популярным авторам. В данном случае подозрения оказались вполне оправданны.

В двух словах: пафосная пустышка. То, что это книга о Второй мировой войне, не делает ее лучше. Напротив, это делает ее хуже. Потому что текст на тему Второй мировой априори сильнее задевает, заставляет читателя задуматься о жизни и вообще. Только это ничуть не заслуга автора самого по себе. Заслуга автора - это когда «они сидели пили чай, а в это время рушились их судьбы».

В общем, мне кажется, если уж ты берешься писать на такую сложную и болезненную тему, как Вторая мировая, надо это сделать очень хорошо. И желательно бы еще вложить в книгу какие-то мысли помимо того, что война - это плохо. В случае с Зузаком я скорее вынуждена признать, что он сделал это никак. Да, война, да, немецким детишкам тоже плохо, но я как человек русский не могу не держать в уме, что каждый народ имеет то правительство, которое его потом имеет, а кого выбрали в 33 году, с тем и живете. Вообще долго вглядывалась в себя по этому поводу и поняла, что не могу эмоционально сочувствовать несчастному немецкому народу, даже в лице его отдельных представителей, которые никому ничего плохого не сделали. Я уже слишком много раз читала подобное, что вот лично я да никого не убивал, в воспоминаниях разных фашистских деятелей. Логически могу согласиться, что да, не должно быть коллективной вины. А эмоционально - никак.

По сути книжка - это история маленькой девочки, которая прожила Вторую мировую в небольшом городке около Мюнхена. Вроде бы вполне себе подходящая история для среднего возраста, и можно было бы сделать очень мило и очень умно, если бы не одно но. По мере чтения, особенно первую часть романа, мне постоянно хотелось пойти помыть руки. Это великий талант - писать о самых банальных вещах так, чтобы читателю становилось неприятно, до легкого физического отвращения. О грязи, о запахах, о человеческих слабостях и страхах. Конечно, до Елинек, которая вызывает натуральные рвотные позывы, автору еще далеко, но есть куда стремиться, в общем. Не говоря уж о постоянном раздражающем упоминании слова «свинух». Але, нету в русском языке такого слова, даже в разговорном! За все эти мелкие детали постоянно цеплялся глаз, и периодически хотелось хорошенько отряхнуться.

Зато оборотная сторона «низкого штиля» и неприятных деталей - это пафос. Все эти рубленые фразочки типа:

«Все это хвастовство -

Я не свирепый.

Я не злой.

Я - итог».

Ага, аз есмь альфа и омега, с ума сойти. Такой текст так и просится, чтобы его набрали капслоком. Вообще история рассказывается от лица Смерти, и ее манера выражаться временами очень сильно напоминает пратчеттовского Смертя. Даже странно, что нигде не раздается «ПИСК!» И почему у большинства книжных смертей так плохо со стилем?

Вообще у меня всегда было смутное ощущение, что авторы, которые пишут именно так - в формате диалога с собой, начиная каждое предложение с нового абзаца, что делает их еще более «рублеными» - жуткие графоманы. Написать нечто вроде

«Это судьба.

Или хрен-знает-что.

Раскрытая книжка лежит на полу.

Падают бомбы»

Не надо иметь много ума и таланта, в общем. У меня смутное ощущение, что подобное письмо относится к хорошему литературному стилю примерно так же, как Коэльо относится к философии. Зато читателю не надо напрягаться ни капли, и при этом создается ощущение, что автор все-таки сказал тебе нечто очень важное. Он же поставил так много точек и абзацев. Это практически как написать много слов С Большой Буквы.

Возвращаясь к самой истории - не скажу, чтобы она сколько-нибудь впечатлила. Немецкая девочка пережила войну, пережила смерть приемных родителей и выжила. Повезло, что тут скажешь. Только это определенно не история типа Дневника Анны Франк - она слишком искусственная, слишком видно, как автор старался облечь старую тему в новую художественную форму - увы, форма оказалась для темы маловата.

ps Только не надо, пожалуйста, говорить, что автору-де лучше знать, ведь его родители сами эмигрировали из Германии после Второй мировой. Если бы я была из Зимбабве, может, я бы с этим и согласилась, но учитывая, что книжка переведена на русский - кхм. Имхо, есть огромное множество книг о Второй мировой гораздо лучше. Странно, что у автора вообще поднялась рука это написать - после Ремарка и Бёлля. На сходную тему, но шедевр: «Дом без хозяина», к примеру.

Оценка: 2

У каждого времени не только свои герои, но и присущие именно ему образы, мысли, средства самовыражения и сюжеты. Со школьной скамьи нам известно, что в 19 веке российские писатели страдали патологической любовью к «лишнему человеку», а вот героем нашего времени, рубежа веков, кажется, является смерть. Нет, не так: Смерть. Персонификация этого столпа бытия волнует умы авторов всех жанров и направлений, от Чарльза Бковски до Жозе Сарамаго и Кристофера Мура, а Смерть Плоского Мира и вообще превращается в «лицо (или все-таки череп?) эпохи».

Для своего дебютного романа австралиец Зузак выбрал необычную, но в какой-то степени модную форму: повествование ведется от лица Смерти. Причем несмотря на довольно панибратское отношение заглавного героя к читателю, настраивающее на уютный лад, смерти и боли в книге много, однако же манера повествования смягчает эту боль.

И вообще, книга не о Нем. Он просто рассказывает нам, смертным, историю одной девочки, слишком рано и слишком часто с ним встречавшейся. История сама по себе банальна, их тысячи: приемные родители, друзья, влюбленность, взросление. Главное: где и как. в данном случае - в деревеньке под Мюнхеном в годы Второй Мировой.

Зузак попытался показать привычное под новым углом. Однако взгляд «с другой стороны» получился несколько смазанным, ведь показать фашистов в положительном свете, во-первых очень и очень трудно, а во-вторых, чревато фатальными последствиями для писательской карьеры. Поэтому рассказывает о не о «чужих», а, скорее, о «своих» в тылу врага - отец главной героини - коммунист, арестованный гестапо, приемные родители отказались вступать в партию и прячут в подвале еврея, лучший друг мечтает во всем быть похожим на чернокожего спортсмена, а фашисты в романе либо не появляются, либо играют роль пугающего «оно», либо имеют ярко выраженные негативные черты, или, на худой конец, вызывают жалость, смешанную с отвращением.

Однако место действия и связанные с ним особенности романа - далеко не главное. Важнее любовь, взаимовыручка, помощь ближнему, надежда, пылающие на страницах романа. И книги, конечно же, книги. Книги как метафора, этакая рука, позволяющая людям соединяться и помогать друг другу. Совместное чтение сблизило Лизель и приемного отца, позволило девочке привыкнуть к новому миру, библиотека жены бургомистра помогла Лизель вернуть миру этой потерявшей надежду женщины хоть какие-то краски, сказка Макса - связать Лизель и полуживого от страха еврея и помочь им пройти сквозь тьму, в которой все вокруг славят истребление людей, чтение вслух во время бомбежек спасло людей от сумасшествия.

Книжный воришка крадет и получает в дар не просто информацию, записанную на бумаге, а спасает крупицы человеколюбия, взаимопомощи и человечности, помогающие людям остаться людьми даже в самые мрачные времена.

Помимо утверждения этих нехитрых, но таких важных истин, роман трогает самые глубины души читателя. Он невероятно эмоционален и вызывает живейшее участие. Этому помогает оригинальная манера повествования, лирические отступления Смерти об урожаях Мрачного Жнеца в роковые сороковые и манера в начале каждой части романа рассказывать о том, что произойдет в конце. Читатель готовит себя к тому, что будет, но расслабляется, и тогда недосказанное бьет сильнее всего, вызывая самые настоящие слезы.

Из книги получился бы прекрасный фильм, снять который, мог бы Милош Форман - больно уж сочетание абсурдно-забавного и вдохновенно-светлого с темными и мрачными темами похоже на его работы.

Итог: Наивная манера повествования, упрощение стиля - еще один отличительный признак прозы нашего времени. Этот штрих завершает образ книги, по-другому она и не могла быть написана. И все же есть в ней какая-то нет, не наигранность и не расчетливость, но...Скажем так: выбор темы априори не позволяет низко оценить роман, выбор девочки в качестве героини и оригинальность повествования - тоже. Честно говоря, эти «страховочные меры» книге не нужны, она и так хороша, но само их наличие не позволяет назвать его абсолютным шедевром.

Но прочтения и места в коллекции она безусловно заслуживает.

Оценка: 9

Купил как-то эту книгу внезапно, наобум, ничего не зная ни о ней, ни об авторе, - чем себя же и удивил.

Но начав читать понял, что не промахнулся, т.к. испытания военного времени для обычного маленького человека показаны в этом романе так жизненно и оригинально, что вопреки эмоциональной несовместимости «книга о людях и встречающейся с ними смерти» кажется жизнеутверждающей.

И, знаете, расположила манера автора писать о сложных, болезненных и тяжелых, особенно для восприятия нашего отечественного читателя, временах по ту сторону фронта так, чтобы не уподобиться уже прославившимся этим предшественникам. При этом в книге нет оценочных суждений самого автора: моралите со смертью, от лица которого идет повествование, безучастное ко всему происходящему и сродни констатации фактов, жизнеописанию простых обывателей немецкого пригорода, среди которых есть разные люди - и яркие, фанатично приверженные режиму, и непричастные, а то и пострадавшие, но совершенно не способные на явное ему сопротивление взрослые, и просто плывущие по течению дети, судьбы которых в то же время тесно связаны с происходящим в стране и мире.

Быть может кто-то сочтет пафосным авторский способ оформить все эти картинки-зарисовки из судеб людей в единую, цельную историю с помощью «смертельного интереса», но я предпочитаю воспринимать это скорей как раму этакого триптиха - судеб осиротевшей от репрессий девочки, еврейского парня и семьи, их приютивших, - не зацикливаясь особо, а то и вовсе не обращая внимание на дешевенькую позолоту каркаса, удерживающего все три части картины вместе.

Очень легкий, образный язык и, несмотря на переиздание в «ИБ», почти полное отсутствие нарочитой (или псевдо-) интеллектуальности, которой радуют (или грешат) некоторые романы серии, делают из чтения почти просмотр, от которого нелегко оторваться, хотя развязка предсказуема...

В итоге рекомендую тем, кто не будет искать в книге политических подтекстов, оценочных суждений или суровых, неожиданных откровений о второй мировой войне, но захочет познакомиться с еще одним взглядом на те времена, взглядом ребенка и смерти - одинаково отстраненным и потому слегка поверхностно-несерьезным, несмотря на тематику.

Чем-то это произведение вызвало у меня ассоциации с «Бойней номер пять или Крестовым походом детей» незабвенного Курта Воннегута - но, вполне возможно, что это очень индивидуальное впечатление...

И еще - перечитывать эту книгу (в отличие от того же Воннегута) я вряд ли буду, но сохраню и когда-нибудь, как и Ремарка, дам почитать ребенку, выросшему уже даже без рассказов бабушек и дедушек - очевидцев той трагедии.

Оценка: 8

«Книжный вор» - история о том, что значат книги и слова в частности в военное время, какую роль они играют в судьбах людей. Книга о детской любви и ненависти, о красоте и зверстве, о сломанных судьбах и вечной борьбе.

2) опасений, что эта книга - очередная история о фашисткой Германии, каких написано внушительное количество.

Однако опасения не оправдались и сюжет романа ничуть не уступает интригующему названию. Благодаря строгости и прямоте автор (вос)создаёт атмосферу пронзительно точно: когда не по себе герою, не по себе и читателю. Эта книга состоит из слов, опрокидывающихся, брызгающих в лица, водопадов слов и людей, в них барахтающихся. Такие слова видны глазами.

Возвращаясь в реальность, начинаешь ценить какие-то успевшие стать привычными вещи. Все они - кусочки благополучия, не счастья. Основа счастья - только люди, собранные вместе в одно целое - семью. Это не обязательно родственники, но люди, ставшие близкими. И чем сильнее мы с ними скреплены, тем крепче наше счастье.

По сюжетным линиям книга также самобытна и необычна. Где ещё можно своими глазами рассмотреть рукописную книжку, состоящую из 13 вырванных из «Mein Kampf» страниц с закрашенным текстом, поверх которого от руки написана и проиллюстрирована жизнь человека? Только в «Книжном воре» Маркуса Зузака.

Я оказался настолько впечатлён, что мне не хотелось, чтобы эта книга заканчивалась, но финал заставил принять неизбежное как героям романа, так и его читателям. Книга закончилась так, как должна была закончиться. Перелистывая последнюю страницу, читатель нехотя ставит еле заметную худую точку в судьбах персонажей, которые надолго врезались в память.

Оценка: 10

Три недели назад, зайдя в книжный магазин посмотреть новенькие издания, полистать любимые книжки, я совершенно случайно увидел полку «Интеллектуальный бестселлер». Никогда не покупал книги этой серии, но что-то меня привлекло к произведению Маркуса Зузака. Может, красивая обложка... Может красивые слова и отзывы всемирной прессы... Может, аннотация...

Была ещё мысль, что уж слишком расхваливают книжку со всех сторон, слишком явный пиар. Но всё же я купил её...

И прочитал всего за четыре дня. Прочитал... Нет, «прожил» в ней, испытал судьбу её героев. Это словно мрачный сон, откуда невозможно выбраться... И в то же время хочется узнать, чем всё закончится...

Германия 1939 года. У власти фашисты во главе с Гитлером. Страна на пороге Мировой войны. Военная тематика меня привлекает. Сколько советских писателей освещали тему Великой Отечественной! Сколько книг, которые прославляют доблесть русского народа-освободителя! Родина.. Патриотизм.. Подвиг.. Герои.. Это - наша слава и гордость.

Есть только одно маленькое НО:

Нам никогда не показывали ТУ войну как бы с изнанки - с другого ракурса. А Маркус этого добился. Перед нами трагичная история маленькой девочки Лизель, которая рано лишилась родителей(они были комунистами, понятно, что их ждало), брата, всей семьи. И попала в другую семью. Хуберманов.

Маленький городок Молькинг. Маленькие люди. Маленькие судьбы. Однако сколько разных пресонажей, отличающихся живыми характерами, нарисовал автор!!! Мы видим жизнь простых бедняков, которые голодали, кричали Хайль Гитлер, ходили на парады. Немцы. Уже сразу чувствуешь отвращение к той нации. Но вскоре мы знакомимся с другими немцами, которые отнюдь не поддерживают политику национализма. Ганс Хуберман, отказавшийся вступать в фашистскую партию. Роза Хуберман, взявшая под опеку беглого еврея Макса Ванденбурга. Кстати, тема евреев раскрыта здесь необычайно широко. То, чему они подвергались в Германии - уму непостижимо!

И маленькие дети 12 лет. Лизель, любящая читать. Но так как денег на книги нет, приходится их воровать.

Мальчик Руди Штайнер, искренне любящий Лизель, бег и яблоки. Вечно голодный. Вечно жаждущий губ своей любимой. Да, он его получит. Но будет слишком поздно

Томи Мюлер. Нездоровый психикой мальчуган, подвергаемый нападкам одноклассников.

Здесь также можно встретить многочисленных соседей Хуберманов, воровские шайки, богатые семьи. Героям переживаешь с самой первой страницы.

Что особо интересно, повествование ведётся от лица Смерти. Кроме всего прочего, в книге можно найти причудливые метафоры, эпитеты, целые главы, написанные поэтическим языком. Многочисленные философские отступления ничуть не отталкивают. Наоборот, поражаешься гению автора.

Книга заслуживает всяческих похвал. Это шедевр не только современной, но и классической литературы. Это - настоящая литература. Незаменимая энциклопедия человеческих характеров. И справочник по истории Германии 30-х годов.

Ничего подобного я не читал. И не думаю, что вскоре прочту.

Не жалейте денег на такое искусство

Оценка: 10

Мне очень понравилась эта книга. Она интересная (особенно графические части), держит в напряжении и не отпускает внимание. Я не считаю трагические события, описываемые в книге, нарочитыми, словно Зусак написал книгу только для того чтобы выбить слезу. Нафиг ему наши слёзы? Думаю, им просто овладела мысль и желание написать книгу именно о войне, простых немецких людях, и именно со стороны юной Лизель - маленькой девочки, далёкой от политики, но пострадавшей от неё одной из первых. И то, что всё это может показаться «давящим на жалость» вовсе не умаляет реальной трагичности событий. Ведь это действительно могло быть так, и персонажи страдают не для того, чтобы заставить несколько тысяч человек обрыдаться, а для того, чтобы подобное перестало происходить. Напугать так сильно, чтобы никто не захотел повторить. Бесполезная, разумеется, затея, но, может, когда-нибудь она начнёт работать.

Оценка: 10

Несколько необычная книга.

Во-первых, в ней сделан акцент не на военные действия на карте Европы, а на некие «военные действия» в маленьком немецком городке Молькинге. Война застала их неожиданно и каждый по-своему отнесся к происходящему. Некоторые видели будущее в фюрере, некоторые считали его мерзким уродцем, а кому-то было все равно, потому что главной целью было выжить. Самые разные характеры встречаются и переплетаются на страницах этого произведения.

Во-вторых, рассказчик. Вести повествование от лица Смерти, знать, что все персонажи рано или поздно погибнуть, понимать неизбежность конца, но все равно цепляться за историю, впитывать её, сопереживать или ненавидеть вместе с героями. К тому же Смерть - это не негативный персонаж, это всего лишь пересказчик интересной истории.

В-третьих, главная героиня. Война идеи, но её события мы наблюдаем на примере девочки, которая проживает 5 лет в новой семье. За этот период времени с ней происходит безумно большое количество невероятных историй. Это не просто скучная и размеренная жизнь небольшого немецкого городка, это переполненная драмой, страданиями, радостью и книгами история Лизель. Это история про дружбу. Дружбу с новыми родителями, с соседским парнем, с евреем.

Можно ещё расписывать, насколько хорошая эта книга, но лучше возьмите и прочитайте её сами, чтобы понять это. Кстати, дочитывал её я с трудом, потому что я, как бы странно это не выглядело, рыдал. Настолько прошибла меня история Лизель, что я не смог сдерживать себя.

А самое главное - это книги, их ценность и способность пробуждать в людях самые прекрасные чувства, оставлять за собой огромных след и спасать жизнь.

Так было с Книжным воришкой.

Оценка: 10

39-й год, немецкая военная машина набирает обороты, страна в мёрзлом напряжении, люди пытаются жить как раньше, хотя прекрасно понимают что этого «как раньше» никогда уже больше не будет.

Книжному вору 10 лет, она крадёт свою первую книгу. У снега. Вторую она стащит у огня.

Книжная воришка это немецкая девочка, Лизель Мимингер, чью историю нам расскажет очень хороший рассказчик, который видит всё, даже то, что сам человек не всегда может в себе разглядеть.

Кому как не Смерти открыты все потаённые уголки человеческого существа?

А Смерть между прочим неплохой парень, да-да, это он. Он видит мир красками, исключительно. И говорит невероятным языком тех же красок. Он греет души и ненавидит войну, а некоторые «наступают ему на сердце» и истории этих некоторых он носит в карманах своих одеяний.

Одна из них про Лизель Мимингер, которая теряет своих родителей лишь потому, что они не тех политических взглядов, она не понимает никакой разницы между коммунизмом и фашизмом, но она знает, что фашизм отобрал у неё родителей.

Потом фашизм отберёт у неё новый мир, Мир Химмель-штрассе, улицы, где она найдёт приёмных родителей, найдёт друзей, найдёт всё заново. Мир, где будет Папа-аккордеонист с серебряными глазами, Мама, мальчик с лимонными волосами, еврей Макс, которого они будут прятать в подвале и который будет писать для неё книги.

А ещё будет комната с множеством книг и печальная сломленная женщина, которой они больше не нужны.

Будет фанатичная любовь к словам, ворованные книги (и не только книги), футбол, евреи, любовь, боль, ненависть и много-много всего.

История, рассказанная симпатичным парнем по имени Смерть, она не может закончится иначе, финал предрешен. Только вот всё равно, когда читаешь последнюю часть, слёзы так и порываются сбежать из глаз. (Не сбежали, они у меня послушные)

А ещё эта книга о самом страшном, что случилось с человечеством в прошлом веке, эта книга об ужасной войне и о том, как видели её обычные немцы, которым она ни к чёрту не нужна была, которые ненавидели её так же, как и все остальные, которые теряли дома, семьи, всё из-за какого-то шизофренично-истеричного посредственного художника. Об этом тоже, да.. ну и о смерти..

Не смотря на всё это, на тяжелый и выворачивающий на изнанку материал, книга необыкновенно светлая, после неё хочется не топиться, а жить.

/Пожалуйста,не волнуйтесь, пусть я вам только что пригрозил.

Все это хвастовство - я не свирепый.

Я не злой.

Книжный вор прекрасен и очень кинематографичен, надеюсь история воришки Лизель будет экранизирована.

Единственное, что напрягало по ходу чтения, так это перевод. Некоторые фразы переведены будто on-line переводчиком. Во всём же остальном невероятная книга, которая просит, чтобы её перечитали.

Оценка: 10

[СПОЙЛЕРЫ]. И - НЕ ВЕРЮ.

Кхм. Гм. Это вроде бы неплохая книга. Но впечатления от неё у меня остались смешанные.

Всего 2 раза она умудрилась тронуть меня так глубоко, как до этого удавалось очень-очень немногим книгам (благодаря рисункам). Хотя я понимал, что это немножко спекуляция на беспроигрышном тренде.

И книга могла бы быть гораздо интереснее. И не такой нудноватой.

Но это бы ладно. Именно за счёт постмодернистских штучек и необычного стиля автор умудрился написать нечто, непохожее на привычный уже тренд «мальчиков в полосатой пижаме». Написал он неплохую книгу. Только, пока я её читал, где-то глубоко внутри шевелился червячок сомнения...

И первый раз он поднял голову в эпизоде в бомбоубежище.

Спойлер (раскрытие сюжета)

Да ладно?! Вы вообще представляете себе, что творится в бомбоубежище?

Второй раз он поднял голову в эпизоде с самолётом.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

О Боже ты мой. Рухнул самолёт. Там пилот только что пережил ужас падения, может быть, ему рёбра пробили лёгкие, может быть, он ступни раздробил, а колени - ну, додумаетесь сами! Может, он ещё в воздухе от болевого шока скончался! Может, его очередью убило! И - плюшевый мишка. Я понял, кого это мне напоминает, как сказал бы один наш известный еврей В. - это напоминает мне Паустовского. Такая же красивая психология ради психологии, достоверность побоку.

Ну и наконец - хлеб на дороге. Ох, ну это так пафосно, так геройски.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Ага. Немецкий солдат догнал (!) девочку и... что? Дал ей пинка? Да? Ему с пойманной некогда разбираться? Да у немецкого солдата дисциплина, порядок, требовательность - вколочены в позвоночник, в подкорку, в кровь! Да он должен был её за шиворот приволочь к командиру! Ах, видите ли, он её отпустил!

И поэтому в финальные трогательные моменты, когда надо разреветься... взгляд снова начинает натыкаться на «дубовые улыбки», и во всё это не верится.

В итоге. Не надо красиво привирать о том, что является частью и моей истории тоже. Не надо немножко присочинять на тему, которую я знаю уж всяко не хуже, чем автор. Не лучше, нет. Я не написал такую красивую и псевдофилософскую книжку. Но, млин, Ремарк с Воннегутом были лучше. Пойду их перечитаю. Или «Вечный зов». Или «В окопах Сталинграда».

Вот, видите ли, война для обеих воюющих стран – огромная беда, вне зависимости от того, кто «первый начал». Простые немцы не хотели идти убивать. «Я всего лишь исполнял приказ», да-да. Ну скажите это миллионам жертв той войны, ну в самом деле!

Напоследок прямо подпишусь под каждым словом kerigma:

«В общем, мне кажется, если уж ты берешься писать на такую сложную и болезненную тему, как Вторая мировая, надо это сделать очень хорошо. И желательно бы еще вложить в книгу какие-то мысли помимо того, что война - это плохо. В случае с Зузаком я скорее вынуждена признать, что он сделал это никак».

Оценка: 2

О войне можно писать по-разному.

Можно писать о безымянных солдатах, гибнущих в мясорубке боя. Можно писать об отважных партизанах, врывающихся в налаживаемый захватчиками порядок. Можно писать о славных полководцах, ведущих на смерть во имя правого дела тысячи подчиненных им.

А можно написать о девочке с бедной улицы Мюнхена, про ее соседей и друзей. Написать скупо, отрывисто и правдиво. Предложениями, полными метафор и необычных сравнений. Перемешивая то, что было раньше, с тем, что будет потом. Так, как написал Маркус Зузак.

Давно все это было. И недавно. Потому что, что бы не говорили, но память передается и генетически. Страшная память. И были простые люди из пригорода Мюнхена. Которые вскидывали руки в фашистском приветствии, носили свастику на одежде. Которые прятали грязных евреев в подвале, отдавали узникам Дахау хлеб, испытывая сами голод. Которые шли убивать фюрера за то, что забирал родных из дома. Которые читали ворованные книги в подвалах людям, прятавшимся от бомбежек. Которые вешались из-за того, что хотели жить. И превращали свою жизнь в подпольное существование, и тоже из-за того, что хотели жить.

Хотя книга и написана от лица Смерти, эта книга о жизни. О жизни в любых условиях. И о человеке в этой жизни. О том, как несмотря ни на что, люди остаются Людьми. Даже в аде. Даже в смерти.

Я плакала, читая последние страницы книги.

Оценка: 9

Начнем, наверное, с того, что книга оказалась не совсем такой, как я думала. Приобрела я ее вообще на волне всеобщего внимания к произведению на фоне вышедшего фильма, но прочитать довелось только сейчас, почти год спустя. И я так и не поняла, какое же у меня осталось впечатление. Потому что их много, но они разные.

Германия на кануне Второй мировой войны. Читатель знакомится с маленькой девочкой, у которой умер отец, а мать везет ее и брата в приемную семью, но брат не переживает это путешествие. И Лизель одна попадает к чужим людям, которых немногим позже она будет звать Мамой и Папой. Они в самом деле оказались хорошими людьми, пусть и ругали девочку. Времена были трудными, люди повсеместно недоедали, работы почти не было, но все-равно маленькую девочку приняли как родную, и до последнего заботились о ней. На Химмель-штрассе Лизель провела вполне счастливые годы детства - счастливые в той степени, какими они могли быть у обычного ребенка в то время. Она ходила в школу, обзавелась отличным другом, ее любили родители, о ней заботились. Ее новый отец помог научиться читать, хотя первую книгу Лизель украла (у снега) еще до этого. Наверное все было бы и дальше вполне хорошо, если бы не началась война.

«Книжный вор» это книга не только о девочке и книгах, которые она воровала. Это книга о войне, но не той войне, которая разгорается на фронтах, в окопах, среди разгоряченных или испуганных солдат, среди ранений и свиста пуль. Этак книга о нацистских настроениях и жизни обычных немцев в дали от фронта. Им тоже жилось плохо, они тоже далеко не все хотели этой войны. Не знаю наверняка, но думаю, что достаточное количество немцев в рассвет фашизма не видели ничего плохого в евреях, не желали им зла. Им приходилось молча подчинялись угодному фюреру настроению, чтобы самим не попасть под раздачу. И совсем мало немцев тогда могли хоть сколько-нибудь открыто отвергать непреложную истину, что евреи - это враги нации. Новый отец Лизель относился к таким людям. Он был маляром и помогал евреям с покраской домов. Он прятал у себя одного врага нации. Он не мог видеть, как над ними издеваются. И он не один был такой.

С какой стороны не посмотри, это все же грустная книга. Но она мне все же понравилась. Сюжетом и взглядом на войну «изнутри».

А вот чем не понравилась.

Первое, что бросается в глаза, конечно же слог автора. Не думаю, что это выверты переводчиков, нельзя настолько часто выдавать такие сногсшибательные словосочетания и конструкции. «из-за его спины подъехал чей-то голос», «Дверь открыл банный халат. А внутри халата оказалась женщина...», «солнце размешивает землю». Автор хотел сделать из этого изюминку, но смотрелось, словно автор не всегда дружит с правилами и логикой.

Второе, что ставило меня в некоторый тупик, это еще один авторский ход. Зачастую читателя ставили заранее перед фактом какого-то события (например, смерти того или иного персонажа), а потом уже постепенно рассказ подводился к этому событию. Когда узнаешь, что какой-нибудь милый персонаж вскоре умрет, теряется какая-то надежда на благополучный исход, теряется интрига.

В книге есть картинки, как бы рисованные от руки. И все бы ничего, но подписи на них ради достоверности могли бы делать на немецком. Все-таки их делали немецко говорящие персонажи в Германии. Но автор же не немец, чего ему заморачиваться-то. Там даже странички из «Майн кампф» были на английском. И это в-третьих, что мне не понравилось.

Оценка: 7

Это - настоящая книга на личную «золотую» полку. Книга, к которой вернешься обязательно. Два года жизни маленькой девочки, которая чувствует слова, в фашистской Германии...Собственно - все. Сюжет раскрыт. Признаюсь, не люблю военную тематику. Исключение делаю только для произведений Ремарка. Но ведь они не только про войну...И здесь - не только о фашизме. Но в иных обстоятельствах этой истории бы не было. Заворожил язык автора, пусть его осуждают в некоторой вычурности, меня околдовало именно это. «Книжный вор» - это своя собственная атмосфера, от плотности которой у меня иногда мурашки пробегали по коже. И последнее, недавно знакомая спросила, что стОящего ты прочитала за последнее время, что можешь посоветовать. Я, не задумываясь, ответила: «Книжный вор«! Вот именно так, с восклицательным знаком.

Хочется похвалить эту книгу, потому что она открывает Вторую Мировую Войну с несколько нестандартной точки зрения: не как трагедию еврейского или советского народа, а как трагедию народа немецкого. Той его части, которая не приняла гитлеровских идей, но вынуждена была жить в этом мире и подстраиваться под него под постоянной угрозой на чём-то попасться.

Но она так... сомнительна с художественной точки зрения, что даже обидно. Оформление как будто интересное, но не понятно, к чему эти выделения-вставки.

Мне она всё же понравилась, но при этом сами герои оставили равнодушной, кроме разве что Папы.

Австралийский писатель Маркус Зузак родился в 1975 году и вырос на рассказах родителей - эмигрантов из Австрии и Германии, переживших ужасы Второй мировой войны. Австралийские и американские критики называют его «литературным феноменом» неспроста: он признан одним из самых изобретательных и поэтичных романистов нового века. Маркус Зузак - лауреат нескольких литературных премий за книги для подростков и юношества. Живет в Сиднее.

Мировая пресса о романе «Книжный вор»

«Книжного вора» будут превозносить за дерзость автора… Книгу будут читать повсюду и восхищаться, поскольку в ней рассказывается история, в которой книги становятся сокровищами. А с этим не поспоришь.

New York Times


«Книжный вор» бередит душу. Это несентиментальная книга, но глубоко поэтичная. Ее мрачность и сама трагедия пропускаются сквозь читателя, будто черно-белое кино, из которого украдены краски. Зузаку, быть может, и не довелось жить под пятой фашизма, но его роман заслуживает места на полке рядом с «Дневником Анны Франк» и «Ночью» Эли Визеля. Похоже, роман неизбежно станет классикой.

USA Today


Зузак ничего не подслащивает, но ощутимую мрачность его романа можно вынести так же, как «Бойню номер 5» Курта Воннегута - здесь тоже как-то сурово утешает чувство юмора.

Time Magazine


Элегантная, философская и трогательная книга. Прекрасная и очень важная.

Kirkus Reviews


Этот увесистый том - немалое литературное достижение. «Книжный вор» бросает вызов всем нам.

Publisher"s Weekly


Роман Зузака - туго натянутый трос канатоходца, сплетенный из эмоциональной пластичности и изобретательности.

The Australian


Триумф писательской дисциплины… один из самых необычных и убедительных австралийских романов нового времени.


Стремительная, поэтичная и великолепно написанная сказка.

Daily Telegraph


Литературная жемчужина.

Good Reading


Блистательная причудливая сказка. Превосходная книга, которую вы будете рекомендовать всем, кого встретите.

Herald-Sun


Блестяще и амбициозно… Такие книги способны изменить жизнь, потому что, не отрицая внутренне присущей аморальности и случайности естественного порядка вещей, «Книжный вор» предлагает нам с таким трудом завоеванную надежду. А она непобедима даже в нищете, войне и насилии. Юным читателям нужны такие альтернативы идеологическим догматам и такие открытия важности слов и книг. Да и взрослым они не помешают.

The New York Times Review of Books


Одна из самых долгожданных книг последних лет.

The Wall Street Journal


Эта книга действует на читателя, как графический роман.

The Philadelphia Inquirer


Изумительно написанная и населенная запоминающимися героями, книга Зузака - пронзительная дань словам, книгам и силе человеческого духа. Этот роман можно не только читать - в нем стоит поселиться.

The Horn Book Magazine


Маркус Зузак создал произведение, заслуживающее самого пристального внимания не только изощренных подростков, но и взрослых, - гипнотическую и оригинальную историю, написанную поэтическим языком, который заставляет читателей упиваться каждой строкой, даже если действие неумолимо тащит их вперед. Необычайное повествование.

School Library Journal


Подростков толщина книги, ее темы и подход автора могут, пожалуй, отпугнуть, но книга несомненно увлекает своим вдохновенным повествованием.

The Washington Post"s Book World


Эта история разобьет сердце как подросткам, так и взрослым.

Bookmarks Magazine


Потрясающие людские характеры, выписанные без лишней сентиментальности, хватают читателя за душу.

Booklist

Маркус Зузак

Книжный вор

Элизабет и Хельмуту Зузакам с любовью и восхищением

ГОРНЫЙ ХРЕБЕТ ИЗ БИТОГО КАМНЯ

где наш рассказчик представляет:

себя - краски - и книжную воришку

СМЕРТЬ И ШОКОЛАД

Сначала краски.

Потом люди.

Так я обычно вижу мир.

Или, по крайней мере, пытаюсь.

* * * ВОТ МАЛЕНЬКИЙ ФАКТ * * * Когда-нибудь вы умрете.

Ни капли не кривлю душой: я стараюсь подходить к этой теме легко, хотя большинство людей отказывается мне верить, сколько бы я ни возмущался. Прошу вас, поверьте. Я еще как умею быть легким. Умею быть дружелюбным. Доброжелательным. Душевным. И это на одну букву Д. Вот только не просите меня быть милым. Это не ко мне.

* * * РЕАКЦИЯ НА ВЫШЕПРИВЕДЕННЫЙ ФАКТ * * * Это вас беспокоит? Призываю вас - не бойтесь. Я всего лишь справедлив.

Ах да, представиться.

Для начала.

Где мои манеры?

Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Вы узнаете меня вполне близко и довольно скоро - при всем разнообразии вариантов. Достаточно сказать, что в какой-то день и час я со всем радушием встану над вами. На руках у меня будет ваша душа. На плече у меня будет сидеть какая-нибудь краска. Я осторожно понесу вас прочь.

В эту минуту вы будете где-то лежать (я редко застаю человека на ногах). Тело застынет на вас коркой. Возможно, это случится неожиданно, в воздухе разбрызгается крик. А после этого я услышу только одно - собственное дыхание и звук запаха, звук моих шагов.

Вопрос в том, какими красками будет все раскрашено в ту минуту, когда я приду за вами. О чем будет говорить небо?

Лично я люблю шоколадное. Небо цвета темного, темного шоколада. Говорят, этот цвет мне к лицу. Впрочем, я стараюсь наслаждаться всеми красками, которые вижу, - всем спектром. Миллиард вкусов или около того, и нет двух одинаковых - и небо, которое я медленно впитываю. Все это сглаживает острые края моего бремени. Помогает расслабиться.

* * * НЕБОЛЬШАЯ ТЕОРИЯ * * * Люди замечают краски дня только при его рождении и угасании, но я отчетливо вижу, что всякий день с каждой проходящей секундой протекает сквозь мириады оттенков и интонаций. Единственный час может состоять из тысяч разных красок. Восковатые желтые, синие с облачными плевками. Грязные сумраки. У меня такая работа, что я взял за правило их замечать.

На это я и намекаю: меня выручает одно умение - отвлекаться. Это спасает мой разум. И помогает управляться - учитывая, сколь долго я исполняю эту работу. Сможет ли хоть кто-нибудь меня заменить - вот в чем вопрос. Кто займет мое место, пока я провожу отпуск в каком-нибудь из ваших стандартных курортных мест, будь оно пляжной или горнолыжной разновидности? Ответ ясен - никто, и это подвигло меня к сознательному и добровольному решению: отпуском мне будут отвлечения. Нечего и говорить, что это отпуск по кусочкам. Отпуск в красках.

Австралийский писатель Маркус Зусак стал известен благодаря своему произведению «Книжный вор», получившему огромную популярность. Книга сразу же стала бестселлером, а впоследствии была экранизирована. Особое восхищение вызывает необычный стиль повествования.

История рассказывается от имени Смерти. Он (а в книге смерть мужского пола) передаёт историю тяжёлой жизни одной девочки Лизель Мемингер. Попутно Смерть делится своими рассуждениями с читателем.

Вторая мировая война, 1939 год, Германия. Отец Лизель пропал, а мать не может содержать двоих детей: Лизель и её брата. Тогда мать решает отдать их в приёмную семью. По пути к новым родителям умирает брат девочки, это произошло на её глазах и оставило большую травму в душе. На кладбище, где похоронили брата, Лизель находит книгу и забирает её себе.

Девочка приезжает в новую семью. Это Роза и Ганс Хуберман. Изначально Роза кажется ей грубоватой, но потом девочка видит её настоящую доброту, с Гансом у них возникают замечательные отношения. Ганс против фашизма, что играет важную роль. Семья Хуберманов живёт на улице с символичным названием Небесная улица. Лизель находит настоящего друга – соседа Руди, с которым они проводят много времени вместе, воруют еду и ходят в школу.

Ганс обучает Лизель чтению, они подолгу читают вместе. Девочка понимает, что ей очень нравятся книги, а поскольку вокруг война и бедность, то она не может их купить. Тогда она начинает их воровать. Ведь книги – самое ценное, что есть в её жизни. На долю этой девушки будут выпадать тяжёлые испытания, у неё очень тяжёлая судьба. Только книги помогут ей пережить все трудности, они являются источником её духовного развития и силы.

Несмотря на то, что события происходят во время войны и книга достаточно трагичная, она во многом положительна. Это произведение о силе духа и желании жить, что бы ни случилось. Сюжет поучителен и будет интересен широкому кругу читателей. Невольно задумаешься о том, стоит ли война своих целей, и что такое гуманность на самом деле.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Книжный вор" Маркус Зуcак бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

© 2006 by Trudy White

© Перевод. Н. Мезин, 2007

© ООО «Издательство «Эксмо», 2007

* * *

Об авторе

Австралийский писатель Маркус Зусак родился в 1975 году и вырос на рассказах родителей – эмигрантов из Австрии и Германии, переживших ужасы Второй мировой войны. Австралийские и американские критики называют его «литературным феноменом» неспроста: он признан одним из самых изобретательных и поэтичных романистов нового века. Маркус Зусак – лауреат нескольких литературных премий за книги для подростков и юношества. Живет в Сиднее.

Мировая пресса о романе «Книжный вор»

«Книжного вора» будут превозносить за дерзость автора… Книгу будут читать повсюду и восхищаться, поскольку в ней рассказывается история, в которой книги становятся сокровищами. А с этим не поспоришь.

New York Times

«Книжный вор» бередит душу. Это несентиментальная книга, но глубоко поэтичная. Ее мрачность и сама трагедия пропускаются сквозь читателя, будто черно-белое кино, из которого украдены краски. Зусаку, быть может, и не довелось жить под пятой фашизма, но его роман заслуживает места на полке рядом с «Дневником Анны Франк» и «Ночью» Эли Визеля. Похоже, роман неизбежно станет классикой.

USA Today

Зусак ничего не подслащивает, но ощутимую мрачность его романа можно вынести так же, как «Бойню номер 5» Курта Воннегута – здесь тоже как-то сурово утешает чувство юмора.

Time Magazine

Элегантная, философская и трогательная книга. Прекрасная и очень важная.

Kirkus Reviews

Этот увесистый том – немалое литературное достижение. «Книжный вор» бросает вызов всем нам.

Publisher"s Weekly

Роман Зусака – туго натянутый трос канатоходца, сплетенный из эмоциональной пластичности и изобретательности.

The Australian

Триумф писательской дисциплины… один из самых необычных и убедительных австралийских романов нового времени.

The Age

Стремительная, поэтичная и великолепно написанная сказка.

Daily Telegraph

Литературная жемчужина.

Good Reading

Блистательная причудливая сказка.

Herald-Sun

Блестяще и амбициозно… Такие книги способны изменить жизнь, потому что, не отрицая внутренне присущей аморальности и случайности естественного порядка вещей, «Книжный вор» предлагает нам с таким трудом завоеванную надежду. А она непобедима даже в нищете, войне и насилии. Юным читателям нужны такие альтернативы идеологическим догматам и такие открытия важности слов и книг. Да и взрослым они не помешают.

The New York Times Review of Books

Одна из самых долгожданных книг последних лет.

The Wall Street Journal

Эта книга действует на читателя, как графический роман.

The Philadelphia Inquirer

Изумительно написанная и населенная запоминающимися героями, книга Зусака – пронзительная дань словам, книгам и силе человеческого духа. Этот роман можно не только читать – в нем стоит поселиться.

The Horn Book Magazine

Маркус Зусак создал произведение, заслуживающее самого пристального внимания не только изощренных подростков, но и взрослых, – гипнотическую и оригинальную историю, написанную поэтическим языком, который заставляет читателей упиваться каждой строкой, даже если действие неумолимо тащит их вперед. Необычайное повествование.

School Library Journal

Подростков толщина книги, ее темы и подход автора могут, пожалуй, отпугнуть, но книга несомненно увлекает своим вдохновенным повествованием.

The Washington Post"s Book World

Эта история разобьет сердце как подросткам, так и взрослым.

Bookmarks Magazine

Потрясающие людские характеры, выписанные без лишней сентиментальности, хватают читателя за душу.

Booklist

Элизабет и Хельмуту Зусакам с любовью и восхищением

ПРОЛОГ
ГОРНЫЙ ХРЕБЕТ ИЗ БИТОГО КАМНЯ
где наш рассказчик представляет:
себя – краски – и книжную воришку

СМЕРТЬ И ШОКОЛАД

Сначала краски.

Потом люди.

Так я обычно вижу мир.

Или, по крайней мере, пытаюсь.

*** ВОТ МАЛЕНЬКИЙ ФАКТ ***
Когда-нибудь вы умрете.

Ни капли не кривлю душой: я стараюсь подходить к этой теме легко, хотя большинство людей отказывается мне верить, сколько бы я ни возмущался. Прошу вас, поверьте. Я еще как умею быть легким. Умею быть дружелюбным. Доброжелательным. Душевным. И это на одну букву Д. Вот только не просите меня быть милым. Это не ко мне.

Ах да, представиться.

Для начала.

Где мои манеры?

Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Вы узнаете меня вполне близко и довольно скоро – при всем разнообразии вариантов. Достаточно сказать, что в какой-то день и час я со всем радушием встану над вами. На руках у меня будет ваша душа. На плече у меня будет сидеть какая-нибудь краска. Я осторожно понесу вас прочь.

В эту минуту вы будете где-то лежать (я редко застаю человека на ногах). Тело застынет на вас коркой. Возможно, это случится неожиданно, в воздухе разбрызгается крик. А после этого я услышу только одно – собственное дыхание и звук запаха, звук моих шагов.

Вопрос в том, какими красками будет все раскрашено в ту минуту, когда я приду за вами. О чем будет говорить небо?

Лично я люблю шоколадное. Небо цвета темного, темного шоколада. Говорят, этот цвет мне к лицу. Впрочем, я стараюсь наслаждаться всеми красками, которые вижу, – всем спектром. Миллиард вкусов или около того, и нет двух одинаковых – и небо, которое я медленно впитываю. Все это сглаживает острые края моего бремени. Помогает расслабиться.

*** НЕБОЛЬШАЯ ТЕОРИЯ ***
Люди замечают краски дня только при его рождении
и угасании, но я отчетливо вижу, что всякий день
с каждой проходящей секундой протекает
сквозь мириады оттенков и интонаций.
Единственный час может состоять из тысяч разных красок.
Восковатые желтые, синие с облачными плевками.
Грязные сумраки. У меня такая работа,
что я взял за правило их замечать.

На это я и намекаю: меня выручает одно умение – отвлекаться. Это спасает мой разум. И помогает управляться – учитывая, сколь долго я исполняю эту работу. Сможет ли хоть кто-нибудь меня заменить – вот в чем вопрос. Кто займет мое место, пока я провожу отпуск в каком-нибудь из ваших стандартных курортных мест, будь оно пляжной или горнолыжной разновидности? Ответ ясен – никто, и это подвигло меня к сознательному и добровольному решению: отпуском мне будут отвлечения. Нечего и говорить, что это отпуск по кусочкам. Отпуск в красках.

И все равно не исключено, что кто-то из вас может спросить: зачем ему вообще нужен отпуск? От чего ему нужно отвлекаться?

Это будет второй мой пункт.

Оставшиеся люди.

Выжившие.

Это на них я не могу смотреть, хотя во многих случаях все-таки не удерживаюсь. Я намеренно высматриваю краски, чтобы отвлечь мысли от живых, но время от времени приходится замечать тех, кто остается, – раздавленных, повергнутых среди осколков головоломки осознания, отчаяния и удивления. У них проколоты сердца. Отбиты легкие.

Это, в свою очередь, подводит меня к тому, о чем я вам расскажу нынче вечером – или днем, или каков бы ни был час и цвет. Это будет история об одном из таких вечно остающихся – о знатоке выживания.

Недлинная история, в которой, среди прочего, говорится:

– об одной девочке;

– о разных словах;

– об аккордеонисте;

– о разных фанатичных немцах;

– о еврейском драчуне;

– и о множестве краж.


С книжной воришкой я встречался три раза.

У ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГИ

Сначала возникло что-то белое. Слепящей разновидности.

Некоторые из вас наверняка верят во всякую тухлую дребедень: например, что белый – толком и не цвет никакой. Так вот, я пришел, чтобы сказать вам, что белый – это цвет. Без всяких сомнений цвет, и лично мне кажется, что спорить со мной вы не захотите.

*** ОБНАДЕЖИВАЮЩЕЕ ЗАЯВЛЕНИЕ ***
Пожалуйста, не волнуйтесь, пусть я вам только что пригрозил.
Все это хвастовство – я не свирепый.
Я не злой.
Я – итог.

Да, все белое.

Мне показалось, что весь земной шар оделся в снег. Натянул его на себя, как натягивают свитер. У железнодорожного полотна – следы ног, утонувших по щиколотку. Деревья под ледяными одеялами.

Как вы могли догадаться, кто-то умер.


И его не могли просто взять и оставить на земле. Пока это еще не такая беда, но скоро путь впереди восстановят, и поезду нужно будет ехать дальше.

Там было двое кондукторов.

И мать с дочерью.

Один труп.

Мать, дочь и труп – упрямы и безмолвны.


– Ну чего ты еще от меня хочешь?

Один кондуктор был высокий, другой – низкий. Высокий всегда заговаривал первым, хоть и не был начальником. Теперь он посмотрел на низкого и кругленького второго. У того было мясистое красное лицо.

– Ну, – ответил он, – мы не можем их просто здесь бросить, правильно?

Терпение высокого кончалось.

– Почему нет?

Низкий разозлился как черт. Он уперся взглядом в подбородок высокого:

– Spinnst du? Ты дурной?

Омерзение сгущалось на его щеках. Кожа натянулась.

– Пошли, – сказал он, оступившись в снегу. – Отнесем обратно в вагон всех троих, если придется. Сообщим на следующую станцию.


А я уже совершил самую элементарную ошибку. Не могу передать вам всю степень моего недовольства собой. Сначала я все делал правильно:

Изучил слепящее снежно-белое небо – оно стояло у окна движущегося вагона. Я прямо-таки вдыхал его, но все равно дал слабину. Я дрогнул – мне стало интересно. Девочка. Любопытство взяло верх, и я разрешил себе задержаться, насколько позволит мое расписание, – и понаблюдать.

Через двадцать три минуты, когда поезд остановился, я вылез из вагона за ними.

У меня на руках лежала маленькая душа.

Я стоял чуть справа от них.


Энергичный дуэт кондукторов направился обратно к матери, девочке и трупику мужского пола. Точно помню, в тот день дышал я шумно. Удивляюсь, как кондукторы меня не услышали. Мир уже провисал под тяжестью всего этого снега.

Метрах в десяти слева от меня стояла и мерзла бледная девочка с пустым животом.

У нее дрожали губы.

Она сложила на груди озябшие руки.

А на лице книжной воришки замерзли слезы.

ЗАТМЕНИЕ

Следующий – черный закорючки, чтобы показать, если угодно, полюса моей многогранности. Был самый мрачный миг перед рассветом.

В этот раз я пришел за мужчиной лет двадцати четырех от роду. В каком-то смысле это было прекрасно. Самолет еще кашлял. Из обоих его легких сочился дым.

Разбиваясь, он взрезал землю тремя глубокими бороздами. Крылья были теперь словно отпиленные руки. Больше не взмахнут. Эта маленькая железная птица больше не полетит.

*** ЕЩЕ НЕКОТОРЫЕ ФАКТЫ ***
Иногда я прихожу раньше времени.
Я тороплюсь,
а иные люди цепляются
за жизнь дольше, чем ожидается.

Совсем немного минут – и дым иссяк. Больше нечего отдавать.

Первым явился мальчик: сбивчивое дыхание, в руке – вроде бы чемоданчик с инструментами. Ужасно волнуясь, подошел к кабине и вгляделся в летчика – жив ли; тот еще был жив. Книжная воришка прибежала где-то через полминуты.

Прошли годы, но я узнал ее.

Она тяжело дышала.

* * *

Мальчик вынул из чемоданчика – что бы вы думали? – плюшевого мишку.

Просунув руку сквозь разбитое стекло, он положил мишку летчику на грудь. Улыбающийся медведь сидел, нахохлившись, в куче обломков человека и луже крови. Еще через несколько минут рискнул и я. Время пришло.

Я подошел, высвободил душу и бережно вынес из самолета.

Осталось лишь тело, тающий запах дыма и плюшевый медведь с улыбкой.


Когда собралась толпа, все, конечно, изменилось. Горизонт начал угольно сереть. От черноты вверху остались одни каракули – и те быстро исчезали.

Человек в сравнении с небом стал цвета кости. Кожа скелетного оттенка. Мятый комбинезон. Глаза у него были холодные и бурые, как пятна кофе, а наверху последняя загогулина превратилась во что-то для меня странное, однако узнаваемое. В закорючку.


Толпа занималась тем, чем занимается толпа.

Пока я пробирался в ней, каждый, кто стоял там, как-то подыгрывал этой тишине. Легкое сгущение несвязных движений рук, приглушенных фраз, безмолвных беспокойных оглядок.

Когда я обернулся на самолет, мне показалось, что летчик улыбается открытым ртом.

Грязная шутка под занавес.

Еще одна человеческая острота.

Человек лежал в пеленах комбинезона, а сереющий свет мерялся силой с небом. И как бывало уже много раз, стоило мне двинуться прочь, быстрая тень словно бы набежала опять – последний миг затмения, признание того, что еще одна душа отлетела.

Знаете, в какой-то миг, несмотря на краски, что ложатся и цепляются на все, что я вижу в мире, я часто ловлю затмение, когда умирает человек.

Я видел миллионы затмений.

Я видел их столько, что лучше уж и не помнить.

ФЛАГ

Последний раз, когда я видел ее, был красным. Небо напоминало похлебку, размешанную и кипящую. В некоторых местах оно пригорело. В красноте мелькали черные крошки и катышки перца.

Раньше дети играли тут в классики – на улице, похожей на страницы в жирных пятнах. Когда я прибыл, еще слышалось эхо. По мостовой топали ноги. Смеялись детские голоса, присоленные улыбками, но разлагались быстро.

И вот – бомбы.


В этот раз все опоздало.

Сирены. Кукушка визжит по радио. Все опоздало.


За какие-то минуты выросли и взгромоздились холмы из бетона и земли. Улицы стали разорванными венами. Кровь бежала по дороге, пока не высыхала, а в ней увязали тела, как бревна после наводнения.

Приклеенные к земле, все до единого. Целая уйма душ.

Судьба ли это?

Невезение?

Оттого ли они все так приклеивались?

Конечно, нет.

Не глупите.

Наверное, дело, скорее, было в ударах бомб – их сбрасывали те люди, что прятались в облаках.

Да, небо теперь было опустошительной необъятно-красной домашней стряпней. Немецкий городок опять разметали на куски. Снежинки пепла кружили с такой прелестностью , что подмывало их ловить высунутым языком, пробовать на вкус. Но эти снежинки опалили бы губы. Сварили бы сам рот.


Так и стоит перед глазами.

Я уже собирался двинуться прочь, когда увидел ее на коленях.

Вокруг был написан, оформлен и возведен горный хребет из битого камня. Она цеплялась за книжку.


Помимо остального, книжной воришке отчаянно хотелось обратно в подвал – писать или перечитать свою историю еще раз, последний. Вспоминая, я так отчетливо вижу это на ее лице. Ей до смерти туда хотелось – там надежно, там дом, – но она не могла пошевелиться. А еще и подвала-то больше не было. Он слился с искалеченным пейзажем.


И снова прошу вас – пожалуйста, поверьте.

Я хотел задержаться. Наклониться.

Я хотел сказать:

«Прости, малышка».

Но такое не позволяется.

Я не наклонился. Не заговорил.

Я просто еще немного поглядел на нее. И когда она смогла двинуться с места, пошел за нею.


Она уронила книгу.

Упала на колени.

Книжная воришка завыла.


Когда началась расчистка, на ее книгу несколько раз наступили, и хотя команда была расчищать только бетонную кашу, самую драгоценную вещь девочки закинули в грузовик с мусором, и тут я не удержался. Залез в кузов и взял ее в руки, вовсе не догадываясь, что оставлю ее себе и буду смотреть на нее много тысяч раз за все эти годы. Буду рассматривать места, где мы пересекаемся, изумляться тому, что видела эта девочка и как она выжила. Лучше я сделать все равно ничего не смогу – тут можно лишь смотреть, как все встраивается в общую картину того, что я тогда видел.


Когда я ее вспоминаю, то вижу длинный список красок, но сильнее всего отзываются те три, в которых я видел ее во плоти. Бывает, мне удается воспарить высоко над теми тремя мгновениями. Я зависаю на месте, а гнилостная истина кровит, пока не приходит ясность.

Вот тогда я и вижу, как они встают в формулу.



Они накладываются друг на друга. Черная небрежной закорючки на белую слепящего земного шара и на густую похлебочную красную.

Да, часто я вынужден вспоминать ее, и в одном из бессчетных своих карманов я носил ее историю – чтобы пересказать. Это одна из небольшого множества историй, которые я ношу с собой, и каждая сама по себе исключительна. Каждая – попытка, да еще какая попытка – доказать мне, что вы и ваше человеческое существование чего-то стоите.

Вот эта история. Одна из горсти.

Книжная воришка.

Если есть настроение, пошли со мной. Я расскажу вам ее.

Я кое-что вам покажу.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«НАСТАВЛЕНИЕ МОГИЛЬЩИКУ»
с участием:
химмель-штрассе – искусства свинюшества –
женщины с утюжным
кулаком – попытки поцелуя – джесси оуэнза –
наждачки – запаха дружбы – чемпиона в тяжелом
весе – и всем трепкам трепки

ПРИБЫТИЕ НА ХИММЕЛЬ-ШТРАССЕ

Последний раз.

То красное небо…

Отчего вышло так, что книжная воришка стояла на коленях и выла рядом с рукотворной грудой нелепого, засаленного, кем-то состряпанного битого камня?

Много лет назад началось снегом.

Пробил час. Для кого-то.

*** ВПЕЧАТЛЯЮЩЕ ТРАГИЧЕСКИЙ МИГ ***
Поезд шел быстро.
Он был набит людьми.
В третьем вагоне умер шестилетний мальчик.

Книжная воришка и ее брат ехали в Мюнхен, где их скоро должны передать приемным родителям. Теперь мы, конечно, знаем, что мальчик не доехал.

*** КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ ***
Внезапный порыв сильного кашля.
Почти вдохновенный порыв.
А за ним – ничего.

Когда прекратился кашель, не осталось ничего, кроме ничтожества жизни, что, шаркая, скользнула прочь, или почти беззвучной судороги. Тогда внезапность пробралась к его губам – они были ржаво-бурого цвета и шелушились, как старая покраска. Нужно срочно перекрашивать.

Их мать спала.

Я вошел в поезд.

Мои ноги ступили в загроможденный проход, и в один миг моя ладонь легла на губы мальчика.

Никто не заметил.

Поезд несся вперед.

Кроме девочки.


Одним глазом глядя, а другим еще видя сон, книжная воришка – она же Лизель Мемингер – без вопросов поняла, что младший брат Вернер лежит на боку и мертвый.

Его синие глаза смотрели в пол.

И не видели ничего.


Перед пробуждением книжная воришка видела сон о фюрере – Адольфе Гитлере. Во сне она была на митинге, где выступал фюрер, смотрела на его пробор цвета черепа и на идеальный квадратик усов. И с удовольствием слушала бурный поток слов, изливавшийся из его рта. Его фразы сияли на свету. В спокойный момент фюрер взял и наклонился – и улыбнулся ей. Она ответила ему улыбкой и сказала: «Guten Tag, Herr F?hrer. Wie geht’s dir heut?» Она так и не научилась красиво говорить, и даже читать, потому что в школу она ходила редко. Причину этому она узнает в свое время.

И едва фюрер собрался ответить, она проснулась.

Шел январь 1939 года. Ей было девять лет, скоро исполнится десять.

У нее умер брат.


Один глаз открыт.

Один еще во сне.

Наверное, лучше бы она совсем спала, но на такое я, по правде, влиять не могу.

Сон слетел со второго глаза, и она меня застигла, тут нет сомнений. Как раз когда я встал на колени, вынул душу мальчика и она обмякла в моих распухших руках. Дух мальчика быстро согрелся, но в тот миг, когда я подобрал его, он был вялым и холодным, как мороженое. Начал таять у меня на руках. А потом стал согреваться и согрелся. И выздоровел.

А у Лизель Мемингер остались только запертая скованность движений и пьяный наскок мыслей. Es stimmt nicht. Это не на самом деле. Это не на самом деле.

И встряхнуть.

Почему они всегда их трясут?

Да, знаю, знаю – я допускаю, что это как-то связано с инстинктами. Запрудить течение истины. Сердце девочки в ту минуту было скользким и горячим, и громким, таким громким, громким.

Я сглупил – задержался. Посмотреть.


И теперь мать.

Лизель разбудила ее такой же очумелой тряской.

Если вам трудно представить это, вообразите неловкое молчание. Вообразите отчаяние, плывущее кусками и ошметками. Это как тонуть в поезде.


Стойко сыпал снег, и мюнхенский поезд остановили из-за работ на поврежденном пути. В поезде выла женщина. Рядом с ней в оцепенении застыла девочка.

В панике мать распахнула дверь.

Держа на руках трупик, она выбралась на снег.

Что оставалось девочке? Только идти следом.


Как вам уже сообщили, из поезда вышли и два кондуктора. Они решали, что делать, и спорили. Положение неприятное, чтобы не сказать больше. Наконец постановили, что всех троих нужно довезти до следующей станции и там оставить, пусть сами разбираются.

Теперь поезд хромал по заснеженной местности.

Вот он оступился и замер.

Они вышли на перрон, тело – на руках у матери.

Мальчик начал тяжелеть.


Лизель не имела понятия, где оказалась. Кругом все бело, и пока они ждали, ей оставалось только разглядывать выцветшие буквы на табличке. Для Лизель станция была безымянной, здесь-то через два дня и похоронили ее брата Вернера. Присутствовали священник и два закоченевших могильщика.

*** НАБЛЮДЕНИЕ ***
Пара кондукторов.
Пара могильщиков.
Когда доходило до дела, один отдавал приказы.
Другой делал, что ему говорили.
И вот в чем вопрос: что если другой – гораздо больше,
чем один?

Промахи, промахи – иногда я, кажется, только на них и способен.

Два дня я занимался своими делами. Как всегда, мотался по всему земному шару, поднося души на конвейер вечности. Видел, как они безвольно катятся прочь. Несколько раз я предостерегал себя: нужно держаться подальше от похорон брата Лизель Мемингер. Но не внял своему совету.

Приближаясь, я еще издали разглядел кучку людей, стыло торчавших посреди снежной пустыни. Кладбище приветствовало меня как старого друга, и скоро я уже был с ними. Стоял, склонив голову.


Слева от Лизель два могильщика терли руки и ныли про снег и неудобства рытья в такую погоду.

– Такая тяжесть врубаться в эту мерзлоту… – И так далее.

Одному было никак не больше четырнадцати. Подмастерье. Когда он уходил, из кармана его тужурки невинно выпала какая-то черная книжка, а он не заметил. Успел отойти, может, шагов на двадцать.