Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Анатолий Рыбаков

Бронзовая птица

Часть первая

Чрезвычайное происшествие

Генка и Славка сидели на берегу Утчи.

Штаны у Генки были закатаны выше колен, рукава полосатой тельняшки – выше локтей, рыжие волосы торчали в разные стороны. Он презрительно посматривал на крохотную будку лодочной станции и, болтая ногами в воде, говорил:

– Подумаешь, станция! Прицепили на курятник спасательный круг и вообразили, что станция!

Славка молчал. Его бледное, едва тронутое розоватым загаром лицо было задумчиво. Меланхолически жуя травинку, он размышлял о некоторых горестных происшествиях лагерной жизни…

И надо было всему случиться именно тогда, когда он, Славка, остался в лагере за старшего! Правда, вместе с Генкой. Но ведь Генке на все наплевать. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало сидит и болтает ногами в воде.

Генка действительно болтал ногами и рассуждал про лодочную станцию:

– Станция! Три разбитые лоханки! Терпеть не могу, когда люди из себя что-то выстраивают! И нечего фасонить! Написали бы просто: «прокат лодок» – скромно, хорошо, по существу. А то «станция»!

– Не знаю, что мы Коле скажем, – вздохнул Славка.

– Без кого – без них?

– Без происшествий.

Вглядываясь в дорогу, идущую к железнодорожной станции, Славка сказал:

– Ты лишен чувства ответственности.

Генка презрительно покрутил в воздухе рукой:

– «Чувство», «ответственность»!.. Красивые слова… Фразеология… Каждый отвечает за себя. А я еще в Москве предупреждал: «Не надо брать в лагерь пионеров». Ведь предупреждал, правда? Не послушались.

– Нечего с тобой говорить, – равнодушно ответил Славка.

Некоторое время они сидели молча, Генка – болтая ногами в воде, Славка – жуя травинку.

Июльское солнце пекло неимоверно. В траве неутомимо стрекотал кузнечик. Речка, узкая и глубокая, прикрытая нависшими с берегов кустами, извивалась меж полей, прижималась к подножиям холмов, осторожно обходила деревни и пряталась в лесах, тихая, темная, студеная…

Из приютившейся под горой деревни ветер доносил отдаленные звуки сельской улицы. Но сама деревня казалась на этом расстоянии беспорядочным нагромождением железных, деревянных, соломенных крыш, утопающих в зелени садов. И только возле реки, у съезда к парому, чернела густая паутинка тропинок.

Славка продолжал вглядываться в дорогу. Поезд из Москвы уже, наверно, пришел. Значит, сейчас Коля Севостьянов и Миша Поляков будут здесь… Славка вздохнул.

Генка усмехнулся:

– Вздыхаешь? Типично интеллигентские охи-вздохи!.. Эх, Славка, Славка! Сколько раз я тебе говорил…

Славка встал, приставил ладонь козырьком ко лбу:

Генка перестал болтать ногами и вылез на берег.

– Где? Гм!. Действительно, идут. Впереди – Миша. За ним… Нет, не Коля… Мальчишка какой-то… Коровин! Честное слово, Коровин, беспризорник бывший! И мешки тащат на плечах…

– Книги, наверно…

Мальчики вглядывались в маленькие фигурки, двигавшиеся по узкой полевой тропинке. И, хотя они были еще далеко, Генка зашептал:

– Только имей в виду, Славка, я сам объясню. Ты в разговор не вмешивайся, а то все испортишь. А я, будь здоров, я сумею… Тем более – Коля не приехал. А Миша что? Подумаешь! Помощник вожатого…

Но как ни храбрился Генка, ему стало не по себе. Предстояло неприятное объяснение.

Неприятное объяснение

Миша и Коровин опустили на землю мешки.

– Почему вы здесь? – спросил Миша.

Генка и Славка сидели на берегу Утчи.

Штаны у Генки были закатаны выше колен, рукава полосатой тельняшки – выше локтей, рыжие волосы торчали в разные стороны. Он презрительно посматривал на крохотную будку лодочной станции и, болтая ногами в воде, говорил:

– Подумаешь, станция! Прицепили на курятник спасательный круг и вообразили, что станция!

Славка молчал. Его бледное, едва тронутое розоватым загаром лицо было задумчиво. Меланхолически жуя травинку, он размышлял о некоторых горестных происшествиях лагерной жизни…

И надо было всему случиться именно тогда, когда он, Славка, остался в лагере за старшего! Правда, вместе с Генкой. Но ведь Генке на все наплевать. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало сидит и болтает ногами в воде.

Генка действительно болтал ногами и рассуждал про лодочную станцию:

– Станция! Три разбитые лоханки! Терпеть не могу, когда люди из себя что-то выстраивают! И нечего фасонить! Написали бы просто: «прокат лодок» – скромно, хорошо, по существу. А то «станция»!

– Не знаю, что мы Коле скажем, – вздохнул Славка.

– Без кого – без них?

– Без происшествий.

Вглядываясь в дорогу, идущую к железнодорожной станции, Славка сказал:

– Ты лишен чувства ответственности.

Генка презрительно покрутил в воздухе рукой:

– «Чувство», «ответственность»!.. Красивые слова… Фразеология… Каждый отвечает за себя. А я еще в Москве предупреждал: «Не надо брать в лагерь пионеров». Ведь предупреждал, правда? Не послушались.

– Нечего с тобой говорить, – равнодушно ответил Славка.

Некоторое время они сидели молча, Генка – болтая ногами в воде, Славка – жуя травинку.

Июльское солнце пекло неимоверно. В траве неутомимо стрекотал кузнечик. Речка, узкая и глубокая, прикрытая нависшими с берегов кустами, извивалась меж полей, прижималась к подножиям холмов, осторожно обходила деревни и пряталась в лесах, тихая, темная, студеная…

Из приютившейся под горой деревни ветер доносил отдаленные звуки сельской улицы. Но сама деревня казалась на этом расстоянии беспорядочным нагромождением железных, деревянных, соломенных крыш, утопающих в зелени садов. И только возле реки, у съезда к парому, чернела густая паутинка тропинок.

Славка продолжал вглядываться в дорогу. Поезд из Москвы уже, наверно, пришел. Значит, сейчас Коля Севостьянов и Миша Поляков будут здесь… Славка вздохнул.

Генка усмехнулся:

– Вздыхаешь? Типично интеллигентские охи-вздохи!.. Эх, Славка, Славка! Сколько раз я тебе говорил…

Славка встал, приставил ладонь козырьком ко лбу:

Генка перестал болтать ногами и вылез на берег.

– Где? Гм!. Действительно, идут. Впереди – Миша. За ним… Нет, не Коля… Мальчишка какой-то… Коровин! Честное слово, Коровин, беспризорник бывший! И мешки тащат на плечах…

– Книги, наверно…

Мальчики вглядывались в маленькие фигурки, двигавшиеся по узкой полевой тропинке. И, хотя они были еще далеко, Генка зашептал:

– Только имей в виду, Славка, я сам объясню. Ты в разговор не вмешивайся, а то все испортишь. А я, будь здоров, я сумею… Тем более – Коля не приехал. А Миша что? Подумаешь! Помощник вожатого…

Но как ни храбрился Генка, ему стало не по себе. Предстояло неприятное объяснение.

Миша и Коровин опустили на землю мешки.

– Почему вы здесь? – спросил Миша.

Он был в синей кепке и кожаной куртке, которую не снимал даже летом – ведь в ней он выглядел заправским комсомольским активистом.

– Так просто. – Генка ощупал мешки: – Книги?

– А где Коля?

– Коля больше не приедет. Его мобилизовали во флот…

– Вот оно что… – протянул Генка. – А кого пришлют вместо него?

Миша медлил с ответом. Он снял кепку и пригладил свои черные волосы, которые частым смачиванием превратил из курчавых в гладкие.

– Кого же пришлют? – переспросил Генка.

Миша медлил с ответом потому, что вожатым отряда назначили его самого. И он не знал, как сообщить эту новость ребятам, чтобы они не подумали, что он задается, но и чтобы сразу признали его вожатым… Сложная задача – командовать товарищами, с которыми сидишь на одной парте. Но по дороге Миша придумал два спасительных словечка. Скромно, с подчеркнутым безразличием он сказал:

– Пока меня назначили.

«Пока» и было первым спасительным словом. Действительно, кто должен временно заменить вожатого, как не его помощник?

Но скромное и учтивое «пока» не произвело ожидаемого действия. Генка вытаращил глаза:

Тогда Миша произнес второе спасительное слово:

– Я отказывался, но райком утвердил. – И, почувствовав за собой авторитет райкома, строго спросил: – Как же вы бросили лагерь?

– Там Зина Круглова осталась, – поспешно ответил Генка.

Вот что значит спросить построже… А Славка и вовсе каким-то извиняющимся тоном начал:

– Видишь ли, Миша…

Но Генка перебил его:

– Ну как, Коровин, в гости к нам приехал?

– По делу, – ответил Коровин и шумно втянул носом воздух. Плотный, коренастый, он в форменной одежде трудколониста выглядел совсем толстым и неуклюжим. Лицо его лоснилось от пота, и он все время отмахивался от мух.

– Раздобрел ты на колонистских хлебах, – заметил Генка.

– Кормят подходяще, – ответил простодушный Коровин.

– А по какому делу ты приехал?

Миша объяснил, что детдом, в котором живет Коровин, превращается в трудовую коммуну. И разместится трудкоммуна здесь, в усадьбе. Завтра сюда приедет директор. А Коровина вперед послали. Узнать, что к чему.

Из скромности Миша умолчал о том, что это, собственно говоря, его идея. Вчера он встретил Коровина на улице и узнал от него, что детдом ищет под Москвой место для трудовой коммуны. Миша объявил, что знает такое место. Их лагерь размещен в бывшей помещичьей усадьбе Карагаево. Правда, это Рязанская губерния, но и от Москвы недалеко. Усадьба пуста. В огромном помещичьем доме никто не живет. Отличное место. Ничего лучшего для коммуны не придумаешь… Коровин рассказал об этом своему директору. Директор велел ему ехать с Мишей, а сам обещал приехать на другой день.

Вот как было на самом деле. Но Миша не рассказал этого, чтобы ребята не подумали, что он хвастается. Он им только сообщил, что здесь будет трудкоммуна.

– Фью! – засвистел Генка. – Так и пустит их графиня в усадьбу!

Коровин вопросительно посмотрел на Мишу:

– Кто такая?

Размахивая руками, Генка начал объяснять:

– В усадьбе раньше жил помещик, граф Карагаев. После революции он удрал за границу. Все с собой увез, а дом, конечно, оставил. И тут живет теперь одна старуха, родственница графа или приживалка. В общем, мы ее зовем графиней. Она охраняет усадьбу. И никого туда не пускает. И вас не пустит.

Коровин опять втянул носом воздух, но уже с некоторым оттенком обиды:

– Как – не пустит? Ведь усадьба государственная.

Миша поспешил его успокоить:

– Вот именно. Правда, у графини есть охранная грамота на дом как на историческую ценность. Не то царица Елизавета здесь жила, не то Екатерина Вторая. И графиня всем тычет в нос этой грамотой. Но ты сам пойми: если будут пустовать все дома, в которых веселились цари и царицы, то где, спрашивается, народ будет жить? – И, считая вопрос исчерпанным, Миша сказал: – Пошли, ребята! Мы с Коровиным от самой станции мешки тащили. Теперь понесете вы.

Пионерский отряд стоял лагерем возле усадьбы графа Карагаева. Комсомолец, руководивший отрядом, ушёл служить в армию, и на его место назначили Мишу Полякова. Его руководящая работа началась с чрезвычайного происшествия: двое ребят удрали в Испанию бить фашистов. Об этом Миша узнал, вернувшись из Москвы, куда ездил по делам. Вместе с ним приехал Михаил Коровин, бывший беспризорник, а ныне трудколонист. Директор их детского дома, Борис Сергеевич, решил основать в усадьбе трудовую коммуну, и послал Коровина осмотреть дом. Миша, однако, считал, что туда беспризорников не пустят. В огромном запущенном доме с украшением в виде большой бронзовой птицы на фронтоне, жила смотрительница, высокая худая старуха с длинным крючковатым носом, которую называли графиней. У неё имелась охранная грамота на усадьбу, и в дом старуха никого не пускала.

В лагере Миша узнал, что ребята сбежали из-за Генки Петрова, который их задразнил. Оставалась надежда, что беглецы просто уехали домой. Миша послал Генку в Москву с поручением разжиться провизией и разузнать о сбежавших пионерах.

У Мишиного отряда была важная задача - создать в близлежащей деревне пионерское звено и ликвидировать безграмотность. Деревенские ребята, однако, в пионеры не рвались, были пугливы и суеверны. Ближе всех с ребятами сошёлся Васька Рыбалин по кличке Жердяй. Его старший брат Николай помогал пионерам обустраивать деревенский клуб. От Жердяя ребята узнавали последние новости. Он же рассказывал пионерам истории и небылицы, в том числе легенду о Голыгинской гати, под которой якобы был похоронен один из графов Карагаевых вместе с сыном. Местные верили, что по ночам старый граф выходит на гать, держа в руках свою голову, и утаскивает в болото припозднившихся путников.

Утром Миша встретил у реки Николая, который вместе с соседом Кузминым собирался ехать в лодке на Халзин луг. Немного позже мальчик узнал, что Кузмина застрелили, а в убийстве обвиняется Николай, которого уже арестовали. В виновность Николая Поляков не верил, да и тот отрицал причастность к убийству.

Из Москвы вместе с Генкой приехал Борис Сергеевич. Хранительница усадьбы надменно предъявила ему охранный документ за подписью зам. зав. губернским отделом народного образования Серова и покидать дом отказалась.

Задание узнать о беглецах Генка провалил, только встревожил их родителей. В деревне Мише рассказали, что у сына местного кулака Ерофеева угнали самодельный плот. Мальчик догадался, что беглецы уплыли на плоту примерно сутки назад и решил их догнать. Взяв лодку у местного художника-анархиста, Миша, Генка, Слава и Жердяй отправились вниз по реке.

Часть вторая. Погоня

Выехали мальчики ранним утром. Подплывая к лодочной станции, они заметили графиню, кулака Ерофеева и лодочника. Те погрузили на лодку какие-то мешки, и лодочник отплыл вниз по реке. Ребята увидели его через несколько часов. Лодочник остановился у начала тропы, ведущей на Голыгинскую гать, с помощью двух дюжих парней перетащил мешки в лес и уплыл. Притворившись, что просто прогуливаются, ребята поплыли ему навстречу. Увидев пионеров, тот попытался их задержать, но ребята сумели ускользнуть. Миша решил, что непонятное поведение лодочника имеет отношение к убийству, свидетелями которого могли оказаться сбежавшие пионеры.

Сломанный плот, лежащий на берегу, ребята заметили под вечер. В ближайшей деревне Поляков узнал, что два мальчика проплывали здесь на лодке вчера.

Пустая лодка нашлась у мельничной плотины. К всеобщему удивлению, это оказалась лодка Кузмина. Беглецов друзья обнаружили в соседней деревне - их задержал местный милиционер, подозревавший мальчиков в соучастии в убийстве, поскольку они плыли на лодке убитого. На самом деле ребята взяли её, беспризорную, на Песчаной косе. Пионеров отпустили только после того, как они дали показания городскому следователю.

Часть третья. Голыгинская гать

Лагерь жил обычной жизнью, но Миша не мог забыть о лодочнике и графине. Николая не оправдали, но следователь начинал сомневаться в его виновности. От художника-анархиста Кондратия Степановича, который взялся украшать сельский клуб, ребята узнали, что графиня, оказавшаяся графской экономкой Софьей Павловной, и лодочник ищут клад, оставленный отцом сбежавшего за границу графа. Убитый Кузмин был графским лесником. Миша решил, что убили его из-за клада, который зарыт где-то в лесу. Именно его и ищет лодочник со своими дюжими помощниками.

Клуб Кондратий Степанович испортил, расписав стены сюрреалистическими линиями и кляксами. За пустую трату общественных средств ребятам досталось от председателя сельсовета, который находился под влиянием кулака Ерофеева. Через несколько дней в лагерь явился следователь. Миша рассказал ему о лодочнике, «графине» и своих подозрениях, однако действовать следователь не спешил. Он знал, что старый граф, богач и чудак, добывал драгоценные камни на Урале, но в существование клада не верил. Лодочник оказался известным вором-рецидивистом, специалистом по валюте и драгоценностям. Следователь был уверен, что убивать он не станет.

По мнению Миши, «такому следователю заниматься делами о похищении кур, а не искать убийцу». Мальчик решил сам найти улики и спасти Николая. Отправив Славу в библиотеку за сведениями о графах Карагаевых, мальчик уговорил Жердяя отвести его ночью к Голыгинской гати. Вернувшийся из библиотеки Слава поведал, что Карагаевы были дальними родственниками знаменитых Демидовых и могли, удирая за границу, оставить здесь клад из драгоценных камней.

Ночью у Голыгинской гати ребята наткнулись на свежевырытые ямы. Со стороны гати доносились глухие равномерные удары. Подобравшись ближе, друзья увидели помощников лодочника, которые выкапывали очередную яму.

Часть четвёртая. Краеведческий музей

Зайдя как-то к матери Жердяя, Миша застал там Ерофеева. Тот хотел, чтобы вдова уговорила старшего сына признать свою вину. Миша попросил женщину не делать этого и пообещал помощь своего отряда. На следующий день обнаружилось, что кто-то сломал четыре яблони в бывшем помещичьем саду. Об этом и других провинностях пионеров написали в местной газете. Несколько дней спустя Мише вручили бумагу за подписью Серова, в которой отряду предлагалось покинуть усадьбу из-за систематической порчи имущества. Сдаваться Миша не собирался. Взяв с собой Славку, он отправился в губернский центр отстаивать свои права. В поезде ребята увидели «графиню» и лодочника, который за ней следил. Мальчики наблюдали за ними до краеведческого музея - «графиня» вошла внутрь, а лодочник дожидался её снаружи.

Оставив Славу караулить, Миша отправился к Серову. Тот заявил, что с трудом потушил скандал, разгоревшийся из-за статьи. Он посоветовал Мише срочно найти отряду другую стоянку, а затем попытался его запугать, грозил отчислением из комсомола. Мальчик не дрогнул и отправился в губком комсомола. Секретарь губкома сказал, что комсомольские дела Серова не касаются, и велел отряду оставаться в усадьбе.

Разобравшись с делами, Миша встретился со Славой, и мальчики вошли в музей. Слава рассказал, что в отделе «Быт помещика», где выставлялись предметы из усадьбы, «графиня» несколько минут возилась возле бронзовой птицы - уменьшенной копии той, что украшала дом. Что именно она делала, Слава не увидел, но в птице явно был тайник. Миша попытался открыть его, но мальчику помешали посетители музея и сторож.

В лагере заболел один из пионеров. Прибывший к больному доктор оказался давним знакомым «графини». Он уговорил Софью Павловну пустить больного в бывшую людскую. Через пару дней Миша и Генка снова отправились в краеведческий музей. Они решили остаться там на ночь и попытаться открыть тайник. Мальчики промучились всю ночь, но тайну птицы не разгадали. Следующим днём был вторник, единственный выходной в музее. Миша этого не учёл, и мальчикам пришлось остаться там ещё на сутки. Утром в среду в зал «Быт помещика» вошёл высокий, чуть прихрамывающий человек. Спрятавшись за портьерой, друзья видели, как тот открыл тайник, нажав птице на глаза, и оставил в нём записку. Когда незнакомец ушёл, ребята открыли птицу и узнали, что он приедет в усадьбу в будущую среду.

Часть пятая. Тайна бронзовой птицы

«Если есть тайник в маленькой птице, то почему не быть ему и в большой, той, что стоит в усадьбе?» Ребята решили это проверить, но им не повезло: больной выздоровел, и «графиня» велела покинуть людскую. Вскоре, однако, появился новый больной - очень прожорливый мальчик по кличке Кит. Он объелся и теперь мучился несварением желудка. Миша убедил приехавшего доктора, что Кита следует изолировать, иначе он снова объестся. К неудовольствию графини людскую опять заняли.

Улучив момент, когда Софья Павловна уехала, ребята подобрались к бронзовой птице. В её голове действительно был тайник, где лежал чертёж. Друзья решили, что с его помощью они найдут графские драгоценности, но их разочаровал доктор, приехавший навестить больного. Он рассказал, что перед самой революцией Карагаев-младший, которого за лёгкую хромоту прозвали Рупь Двадцать, попытался объявить отца сумасшедшим и завладеть наследством. У него ничего не вышло, старый граф уехал за границу, а перед отъездом наказал сына, спрятав оставшиеся богатства. Место, где они хранятся, должен указать родовой герб. Карта, доставшаяся ребятам, была фальшивой. Даже «графиня» не знала, где спрятан клад. Поляков вспомнил, что человек, которого они видели в музее, тоже прихрамывал, как молодой Карагаев.

Мише пришлось разочаровать друзей, но Слава уже успел сделать три копии плана. Разглядывая их, Поляков обратил внимание на герб в углу листа. Это был орёл с чёрной головой, заштрихованным туловищем и белыми лапами. Возможно, разгадка крылась именно в нём. После долгих споров ребята решили, что на гербе изображён беркут-халзан, или степной орёл, он же орёл-курганник. Мише сразу вспомнился Халзин луг, где убили Кузмина. Выходило, что сокровища спрятаны в степи на кургане у речки Халзан.

Ребята немедленно отправились на поиски, но кургана не нашли. Тем временем в лагерь приехал Коровин. Беспризорникам всё же отдали усадьбу: выяснилось, что «графиня» дала взятку Серову за охранную грамоту. Софья Павловна согласилась уступить дом, но попросила подождать до четверга. Директор детдома тоже интересовался бронзовой птицей и считал, что это орёл-ягнятник, вьющий гнёзда на высоких скалах. Как раз такая скала и возвышалась у речушки Халзан.

В среду ребята увидели, как «графиня» встречается с прихрамывающим незнакомцем. Из разговора друзья поняли, что этот человек - граф Алексей Карагаев. Именно он убил Кузмина за то, что тот знал, где лежат сокровища, но графу не говорил. «Графиня» назначила Карагаеву новую встречу через три часа у скалы возле Халзана.

Ребята обратились за помощью к директору детдома, а тот позвал с собой председателя сельсовета и позвонил следователю. У скалы собрались не только пионеры, но и жители деревни. На её вершине, под валунами, обнаружилась могильная плита. В углублении под плитой лежала чёрная металлическая шкатулка, а в ней - усыпанная камнями брошь с огромным бриллиантом в центре. В этот момент появился Карагаев. Он выхватил шкатулку из рук директора детдома и начал отступать, угрожая толпе револьвером. Уйти ему не удалось.

К осени трудколонисты заселили усадьбу, а пионеры, устроив прощальный костёр, разъехались по домам.

Приключения подростков, описанные с теплотой и добрым посылом, способны привлечь внимание даже самого искушенного читателя. Повесть «Бронзовая птица» Анатолия Рыбакова наполнена такой атмосферой. Это вторая часть трилогии «Кортик». В ней читатели вновь встретятся с уже полюбившимися героями, увидят перемены, произошедшие в их характерах.

Интересно то, что писателю удается создать увлекательное детективное произведение, которое все же не будет мрачным, а наоборот – добрым и позитивным. Интрига сохраняется до самого конца повести, вместе с главными героями проходишь через все трудности, ищешь ответы на вопросы и чувствуешь азарт от того, что вот-вот преступник будет найден. Книга пропитана летней атмосферой, разговорами у костра, деревенскими байками и стремлением к тому, чтобы справедливость восторжествовала.

Трем друзьям: Мишке, Славке и Генке, – предстоят очередные приключения. На этот раз они отправляются в лагерь неподалеку от одной небольшой деревеньки. Это не только замечательное время для отдыха. Ребята помогают взрослым, обучая некоторых детей грамоте, выполняют ответственные задания. Можно сказать, что они сами следят за всем, что происходит в лагере, готовят еду, решают бытовые вопросы. Когда же в деревне происходит убийство, то обвиняют одного из их друзей – плотника Николая Рыбалина. Ребята уверены, что он не мог совершить преступление, и решают провести расследование сами. Они хотят найти истинного виновника, но еще больше их привлекает азарт раскрытия тайны и дух приключений.

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Бронзовая птица" Рыбаков Анатолий Наумович бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

Глава 1
Чрезвычайное происшествие

Генка и Славка сидели на берегу Утчи.

Штаны у Генки были закатаны выше колен, рукава полосатой тельняшки – выше локтей, рыжие волосы торчали в разные стороны. Он презрительно посматривал на крохотную будку лодочной станции и, болтая ногами в воде, говорил:

– Подумаешь, станция! Прицепили на курятник спасательный круг и вообразили, что станция!

Славка молчал. Его бледное, едва тронутое розоватым загаром лицо было задумчиво. Меланхолически жуя травинку, он размышлял о некоторых горестных происшествиях лагерной жизни…

И надо было всему случиться именно тогда, когда он, Славка, остался в лагере за старшего! Правда, вместе с Генкой. Но ведь Генке на все наплевать. Вот и сейчас он как ни в чем не бывало сидит и болтает ногами в воде.

Генка действительно болтал ногами и рассуждал про лодочную станцию:

– Станция! Три разбитые лоханки! Терпеть не могу, когда люди из себя что-то выстраивают! И нечего фасонить! Написали бы просто: «прокат лодок» – скромно, хорошо, по существу. А то «станция»!

– Не знаю, что мы Коле скажем, – вздохнул Славка.

– Без кого – без них?

– Без происшествий.

Вглядываясь в дорогу, идущую к железнодорожной станции, Славка сказал:

– Ты лишен чувства ответственности.

Генка презрительно покрутил в воздухе рукой:

– «Чувство», «ответственность»!.. Красивые слова… Фразеология… Каждый отвечает за себя. А я еще в Москве предупреждал: «Не надо брать в лагерь пионеров». Ведь предупреждал, правда? Не послушались.

– Нечего с тобой говорить, – равнодушно ответил Славка.

Некоторое время они сидели молча, Генка – болтая ногами в воде, Славка – жуя травинку.

Июльское солнце пекло неимоверно. В траве неутомимо стрекотал кузнечик. Речка, узкая и глубокая, прикрытая нависшими с берегов кустами, извивалась меж полей, прижималась к подножиям холмов, осторожно обходила деревни и пряталась в лесах, тихая, темная, студеная…

Из приютившейся под горой деревни ветер доносил отдаленные звуки сельской улицы. Но сама деревня казалась на этом расстоянии беспорядочным нагромождением железных, деревянных, соломенных крыш, утопающих в зелени садов. И только возле реки, у съезда к парому, чернела густая паутинка тропинок.

Славка продолжал вглядываться в дорогу. Поезд из Москвы уже, наверно, пришел. Значит, сейчас Коля Севостьянов и Миша Поляков будут здесь… Славка вздохнул.

Генка усмехнулся:

– Вздыхаешь? Типично интеллигентские охи-вздохи!.. Эх, Славка, Славка! Сколько раз я тебе говорил…

Славка встал, приставил ладонь козырьком ко лбу:

Генка перестал болтать ногами и вылез на берег.

– Где? Гм!. Действительно, идут. Впереди – Миша. За ним… Нет, не Коля… Мальчишка какой-то… Коровин! Честное слово, Коровин, беспризорник бывший! И мешки тащат на плечах…

– Книги, наверно…

Мальчики вглядывались в маленькие фигурки, двигавшиеся по узкой полевой тропинке. И, хотя они были еще далеко, Генка зашептал:

– Только имей в виду, Славка, я сам объясню. Ты в разговор не вмешивайся, а то все испортишь. А я, будь здоров, я сумею… Тем более – Коля не приехал. А Миша что? Подумаешь! Помощник вожатого…

Но как ни храбрился Генка, ему стало не по себе. Предстояло неприятное объяснение.

Глава 2
Неприятное объяснение

Миша и Коровин опустили на землю мешки.

– Почему вы здесь? – спросил Миша.

Он был в синей кепке и кожаной куртке, которую не снимал даже летом – ведь в ней он выглядел заправским комсомольским активистом.

– Так просто. – Генка ощупал мешки: – Книги?

– А где Коля?

– Коля больше не приедет. Его мобилизовали во флот…

– Вот оно что… – протянул Генка. – А кого пришлют вместо него?

Миша медлил с ответом. Он снял кепку и пригладил свои черные волосы, которые частым смачиванием превратил из курчавых в гладкие.

– Кого же пришлют? – переспросил Генка.

Миша медлил с ответом потому, что вожатым отряда назначили его самого. И он не знал, как сообщить эту новость ребятам, чтобы они не подумали, что он задается, но и чтобы сразу признали его вожатым… Сложная задача – командовать товарищами, с которыми сидишь на одной парте. Но по дороге Миша придумал два спасительных словечка. Скромно, с подчеркнутым безразличием он сказал:

– Пока меня назначили.

«Пока» и было первым спасительным словом. Действительно, кто должен временно заменить вожатого, как не его помощник?

Но скромное и учтивое «пока» не произвело ожидаемого действия. Генка вытаращил глаза:

Тогда Миша произнес второе спасительное слово:

– Я отказывался, но райком утвердил. – И, почувствовав за собой авторитет райкома, строго спросил: – Как же вы бросили лагерь?

– Там Зина Круглова осталась, – поспешно ответил Генка.

Вот что значит спросить построже… А Славка и вовсе каким-то извиняющимся тоном начал:

– Видишь ли, Миша…

Но Генка перебил его:

– Ну как, Коровин, в гости к нам приехал?

– По делу, – ответил Коровин и шумно втянул носом воздух. Плотный, коренастый, он в форменной одежде трудколониста выглядел совсем толстым и неуклюжим. Лицо его лоснилось от пота, и он все время отмахивался от мух.