Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Политика Николая I

Общественно-политические движения первой половины XIX века

1. Консервативное направление

   Либеральное направление

   Радикальное направление

   Петрашевцы

А.И. Герцен и теория общественного социализма

Заключение

Список литературы

Введение

После расправы над декабристами вся общественная жизнь России была поставлена под строжайший надзор со стороны государства, который осуществлялся силами 3-го отделения, ее разветвленной агентурной сети и доносчиков. Это явилось причиной спада общественного движения.

Продолжить дело декабристов пытались немногочисленные кружки. В 1827 г. в Московском университете братьями П., В. и М.Критскими был организован тайный кружок, целями которого были уничтожение царской семьи и конституционные преобразования в России.

В 1831 г. царской охранкой был раскрыт и разгромлен кружек Н.П.Сунгурова, участники которого готовили вооруженное восстание в Москве. В 1832 г. в Московском университете действовало «Литературное общество 11 нумера», участником которого был В.Г.Белинский. В 1834 г. раскрыт кружок А.И.Герцена.

В 30-40 гг. выделились три идейно-политических направления: реакционно-охранительное, либеральное, революционно-демократическое.

Принципы реакционно-охранительного направления выразил в своей теории министр просвещения С.С.Уваров. Самодержавие, крепостничество, православие объявлялись важнейшими устоями и гарантией от потрясений и смут в России. Проводниками этой теории были профессора Московского университета М.П.Погодин, С.П.Шевырев. Либерально-оппозиционное движение было представлено общественными течениями западников и славянофилов.

Центральная идея в концепции славянофилов - убежденность в своеобразном пути развития России. Благодаря православию в стране сложилась гармония между различными слоями общества. Славянофилы призывали вернуться к допетровской патриархальности и истиной православной вере. Особой критике они подвергали реформы Петра I.

Славянофилы оставили многочисленные труды по философии и истории (И.В. и П.В.Кириевские, И.С. и К.С.Аксаковы, Д.А.Валуев), в богословии (А.С.Хомяков), в социологии, экономике и политике (Ю.Ф.Самарин). Свои идеи они публиковали в журналах «Московитянин» и «Русская правда».

Западничество возникло в 30-40 гг. 19 в. в кругу представителей дворянства и разночинной интеллигенции. Основная идея - концепция общности исторического развития Европы и России. Либеральные западники выступали за конституционную монархию с гарантиями свободы слова, печати, гласного суда и демократии (Т.Н.Грановский, П.Н.Кудрявцев, Е.Ф.Корш, П.В.Анненков, В.П.Боткин). Реформаторскую деятельность Петра I они считали началом обновления старой России и предлагали продолжить ее проведением буржуазных реформ. Огромную популярность в начале 40-х годов приобрел литературный кружок М.В.Петрашевского, который за четыре года существования посетили передовые представители общества (М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, А.Н.Плещеев, А.Н.Майков, П.А.Федотов, М.И.Глинка, П.П.Семенов, А.Г.Рубинштейн, Н.Г.Чернышевский, Л.Н.Толстой).

С зимы 1846 г. произошла радикализация кружка, наиболее умеренные его члены отошли, образовав левое революционное крыло во главе с Н.А.Спешневым. Его члены выступали за революционное преобразование общества, ликвидацию самодержавия, освобождение крестьян.

Отцом «теории русского социализма» был А.И.Герцен, соединивший славянофильство с социалистической доктриной. Основной ячейкой будущего общества он считал крестьянскую общину, с помощью которой можно прийти к социализму, минуя капитализм.

В 1852 г. Герцен выехал в Лондон, где открыл Вольную русскую типографию. Обойдя цензуру, он положил начало русской заграничной прессе. Зачинателем революционно-демократического движения в России является В.Г.Белинский. Свои взгляды и идеи он опубликовал в «Отечественных записках» и в «Письме к Гоголю», где подверг резкой критике российский царизм и предложил путь демократических преобразований.

1 ПОЛИТИКА НИКОЛАЯ I

Николай I, будучи расчетливым политиком, видел главную цель своего царствования в укреплении и охранении существующего строя. Но он не мог не понимать необходимости определенных общественных преобразований.

Несомненно, ключевым вопросом всей политики Николая I оставалась крестьянская проблема. Вскоре после вступления на престол Николай издал манифест от 2 мая 1826 г., которым опровергались ложные вести о перемене в правах сельского населения. Однако в 1842 г., выступая на заседании Государственного Совета, император заявил: «Нет сомнения, что крепостное право в нынешнем его у нас положении есть зло, для всех ощутительное и очевидное, но прикасаться к оному теперь - было бы злом конечно еще более гибельным». Эта речь императора содержит ответ на вопрос о том, почему многочисленные проекты, подготовленные различными секретными комитетами по рассмотрению крестьянского вопроса, так и не были реализованы.

В декабре 1826 г. был образован особый комитет для пересмотра системы государственного управления и составления проектов преобразований. Шестилетняя работа комитета не принесла реальных плодов. На протяжении царствования Николая I было создано еще 9 секретных комитетов, пытавшихся как-то решить крестьянский вопрос, изменить положение помещичьих, государственных и удельных крестьян. В 1835 г. образовался комитет специально по вопросу об отмене крепостного права. Эта акция была рассчитана на десятилетия. Первоначально мыслился лишь ввод «инвентарей», то есть определенных правил и норм, обязательных для помещиков и крестьян. Но и в таком умеренном виде реформа не прошла, император и его единомышленники не нашли поддержки даже среди членов цар-ской фамилии. Единственным следствием работы этого комитета стала реформа в отношении государственных крестьян, проведенная П.Д. Киселевым. Киселев был постоянным членом всех секретных комитетов по крестьянскому делу. Николай I называл его «начальником штаба по крестьянской части». Киселев высказывался за «двуединую реформу», которая бы коснулась и помещичьих, и государственных крестьян: преобразования в государственной деревне должны были стать образцом для помещиков в их отношениях с крестьянами. План Киселева, по существу, означал постепенную ликвидацию крепостного права (личное освобождение крестьян, регулирование государством крестьянских наделов и повинностей).

В 1837-1841 гг. Киселев проводит реформу управления государственными крестьянами (государственные крестьяне жили на казенных землях, управлялись государственными органами и считались лично свободными). Реформа предусматривала равномерное наделение крестьян землей, постепенный перевод их на денежный оброк, создание органов местного самоуправления, открытие школ, больниц, распространение агротехнических знаний. Однако деятельность крестьянских органов самоуправления была сведена к минимуму, они находились в полной зависимости от местной администрации.

В соответствии с замыслом реформаторов, в 1837 г. для управления государственными крестьянами и казенными землями было учреждено министерство государственных имуществ.

В царствование Николая I отмечается некоторое ограничение сферы крепостного права, но интересы помещиков при этом практически не ущемлялись. Была запрещена продажа крестьян с разбивкой семей (указ 1841 г.), покупка крестьян безземельными дворянами (1843 г.). Наиболее крупным законодательным актом в отношении помещичьих крестьян стал разработанный Киселевым указ 1842 г. «Об обязанных крестьянах», который стал определенной модификацией указа Александра I от 1803 г. «О вольных хлебопашцах». Согласно указу 1842 г., помещик мог по соглашению с крестьянами (без какого-либо выкупа) предоставить им личную свободу и земельный надел в наследственное владение, за который крестьяне обязаны были платить или выполнять определенные договором повинности. По существу, получая личную свободу, крестьяне оставались прикрепленными к земле. Такие крестьяне стали называться «обязанными». Указ 1847 г. предоставил крестьянам право выкупаться на волю с землей при продаже имения за долги помещика. В 1848 г. последовал указ, разрешавший всем категориям крестьян приобретать недвижимую собственность. В 1847 г. на Правобережной Украине, а затем в Белоруссии стала проводиться инвентарная реформа, которая фиксировала крестьян-ские наделы и повинности.

Комитеты создавались вплоть до 1848 г., когда революции в Европе побудили Николая I встать на путь открытой реакции и окончательно отказаться от планов изменения положения крепостных крестьян.

Николаевское правительство пыталось разработать собственную идеологию, которая противопоставила бы отечественный путь развития западному, чреватому революционными потрясениями.

В начале 1830-х гг., уловив опасения Николая I по поводу воспитания молодежи, потенциально склонной к восприятию революционной «заразы» Запада, министр народного просвещения С.С. Уваров выдвинул так называемую теорию «официальной народности» («Самодержавие. Православие. Народность»). Смысл данной теории состоял в противопоставлении якобы «спокойной», «устойчивой» крепостнической России мечущемуся, подверженному разложению Западу, в обосновании необходимости для России самодержавной формы правления и незыблемости крепостничества. «Народность наша состоит в беспредельной преданности и повиновении самодержавию», - следовало из теории Уварова.

Жесткая охранительная политика Николая I вызвала сопротивление российского общества. Вспыхнуло национально-освободительное движение в Польше, произошли холерные бунты (1830-1831). Различные общественные течения, пытаясь найти свои собственные решения проблем российской действительности, сформулировали оригинальные социально-политические и философские концепции.

2 ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ИДЕИ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XIX ВВ.

В первые годы царствования Николая Павловича его стремление навести порядок в государственных учреждениях, искоренить злоупотребления и утвердить законность внушали обществу надежды на изменения к лучшему. Николая I даже сравнивали с Петром I. Но иллюзии быстро развеялись. В конце 20-х - начале 30-х гг. центром общественного брожения становится Московский университет. Среди его студентов возникают кружки, в которы разрабатываются планы ведения антиправительственной агитации (кружок братьев Критских), вооруженного восстания и введения конституционного правления (кружок Н. П. Сунгурова). Группу сторонников республики и утопического социализма объединили вокруг себя в начале 30-х гг. А. И. Герцен и Н. П. Огарев. Все эти студенческие общества существовали недолго, они были обнаружены и разгромлены. |

В это же время студент Московского университета В. Г. Белинский (1811-1848) организовал “Литературное общество 11 нумера” (по номеру комнаты), в котором обсуждались его драма “Дмитрии Калинин”, вопросы философии и эстетики. В 1832 г. Белинский был отчислен из университета “по ограниченности способностей” и из-за “слабого здоровья”. Несколько дольше других просуществовал кружок Н. В. Станкевича, также в Московском университете. Его отличала либеральная политическая умеренность. Участники кружка увлекались немецкой философией, особенно Гегелем, историей и литературой. После отъезда Станкевича на лечение за границу в 1837 г. кружок постепенно распался. С конца 30-х гг. либеральное направление приняло форму идейных течений западничества и славянофильства.

Славянофилы.-. в основном мыслители и публицисты (А. С. Хомяков, И. В. и П. В. Киреевские, И. С. и К. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин) идеализировали допетровскую |Русь, настаивали на ее самобытности, которую они усматривали в крестьянской общине, чуждой социальной вражды, и в православии. Эти черты, по их мнению, обеспечат мирный путь общественных преобразований в стране. Россия должна была вернуться к земским соборам, но без крепостного права. Западники - преимущественно историки и литераторы (И. С. Тургенев, Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев, К. Д. Квелин, Б. Н. Чичерин) были сторонниками европейского пути развития и выступали за мирный переход к парламентскому строю. Однако в главном позиции славянофилов и западников совпадали: они выступали за проведение политических и социальных реформ сверху, против революций. Радикальное направление сформировалось вокруг журналов “Современник” и “Отечественные записки”, в которых выступали В. Г. Белинский, А. И. Герцен и Н. А. Некрасов. Сторонники этого направления также считали, что Россия пойдет по европейскому пути, но в отличие от либералов полагали, что революционны потрясения неизбежны. Герцен, отмежевавшись в конце 40-х гг. от западничества и восприняв ряд идей славянофилов, пришел к идее русского социализма. Он считал общину и артель основой будущего общественного устройства и предполагал самоуправление в общегосударственном масштабе и общественную собственность на землю. Самостоятельной фигурой в идейной оппозиции николаевскому правлению стал П. Я. Чаадаев (1794-1856). Выпускник Московского университета, участник Бородинского сражения и “битвы народов” под Лейпцигом, друг декабристов и А. С. Пушкина, он в 1836 г. опубликовал в журнале “Телескоп” первое из своих “Философических писем”, которое, по словам Герцена, “потрясло всю мыслящую Россию”. Чаадаев дал весьма мрачную оценку, исторического прошлого России и ее роли в мировой истории; он крайне пессимистически оценивал возможности общественного прогресса в России. Главной причиной отрыва России от европейской исторической традиции Чаадаев считал отказ от католицизма в пользу религии рабства - православия. Правительство расценило “Письмо” как антиправительственное выступление: журнал был закрыт, издатель отправлен в ссылку, цензор уволен, а Чаадаев объявлен сумасшедшим и отдан под надзор полиции. Значительное место в истории общественного движения 40-х гг. занимает общество, сложившееся вокруг социалиста-утописта М. В. Буташевича-Петрашевского. С 1845 г. у него по пятницам собирались знакомые для обсуждения философских, литературных и общественно-политических вопросов. Здесь бывали Ф. М. Достоевский, А. Н. Майков, А. Н. Плещеев, М. Е. Салтыков, А. Г. Рубинштейн, П. П. Семенов. Постепенно вокруг кружка Петрашевского в Петербурге стали возникать отдельные нелегальные группы его сторонников. К 1849 г. часть петрашевцев, возлагавших надежды на крестьянскую революцию, начала обсуждать планы создания тайного общества, целью которого было бы свержение самодержавия и уничтожение крепостничества. В апреле 1849 г. наиболее активные члены кружка "были арестованы, их намерения следственная комиссия расценила как опаснейший “заговор идей”, и военный суд приговорил 21 петрашевца к смертной казни. В" последний момент приговоренным было объявлено о замене смертной казни каторгой, арестантскими ротами и ссылкой на поселение. Период, названный А. И. Герценом, “эпохой возбужденных умственных интересов”, закончился. В России наступила реакция. Новое оживление наступило лишь в 1856 г. Крестьянское движение в период правления Николая I постоянно нарастало: если во второй четверти века в год в среднем происходило до 43 выступлений, то в 50-х гг. их количество достигало 100. Главной причиной, как сообщало царю III отделение в 1835 г., вызывавшей случаи неповиновения крестьян, была “мысль о вольности”. Наиболее крупными выступлениями этого периода стали так называемые “Холерные бунты”. Осенью 1830 г. восстание тамбовских крестьян во время эпидемии положило начало волнениям, охватившим целые губернии и продолжавшимся до августа 1831 г. В городах и деревнях огромные толпы, подогреваемые слухами о преднамеренном заражении, громили больницы, убивали врачей, полицейских и чиновников. Летом 1831 г. во время эпидемии холеры в Петербурге ежедневно умирало до 600 человек. Начавшиеся в городе волнения перекинулись на новгородские военные поселения. Крупным было возмущение государственных икрестьян Приуралья в 1834- 1835 гг., вызванное намерением правительства перевести их в категорию удельных. В 40-е гг. начались массовые самовольные переселения крепостных 14 губерний на Кавказ и в другие области, которые правительству с трудом удалось остановить с помощью войск. Волнения крепостных рабочих в эти годы приобрели значительный размах. Из 108 рабочих волнений в 30- 50-е гг. примерно 60% происходило среди посессионных рабочих. В 1849 г. более чем полувековая борьба казанских суконщиков завершилась их переводом из посессионного состояния в вольнонаемное. Национально-освободительные движения Польское восстание 1830-1831 гг. Присоединение Польши к Российской империи усилило оппозиционное движение, которое возглавило польское дворянство и целью которого было восстановление польской государственности и возвращение Польши к границам 1772 г. Нарушения конституции Царства Польского 1815 г., произвол русской администрации, влияние европейских революций 1830 г. создали в Дольше взрывоопасную ситуацию. 17 (29) ноября члены тайного общества, объединявшего офицеров, студентов, интеллигенцию, напали на резиденцию великого князя Константина в Варшаве. К заговорщикам присоединились горожане и солдаты польской армии. Было образовано Временное правительство, началось создание национальной гвардии. 13 (25) января сейм провозгласил детронизацию (сведение польского престола) Николая I и избрал Национальное правительство во главе с А. Чарторыйским. Это означало объявление войны России. Вскоре в пределы Царства Польского вступила 120-тысячная русская армия под командованием И. И. Дибича. Несмотря на численный перевес русских войск (польская армия насчитывала 50-60 тыс. человек), война затянулась. Только 27 августа (8 сентября) русская армия под командованием И. Ф. Паскевича (он сменил умершего от холеры Дибмча) вступила в Варшаву. Конституция 1815 г. была отменена. По принятому в 1832 г. Органическому статуту Польша стала неотъемлемой частью России. Кавказская война. Завершившееся в 20-е гг. XIX в. присоединение к России Кавказа вызвало к жизни сепаратистское движение горцев-мусульман Чечни,

Горного Дагестана и Северо-Западного Кавказа. Оно проходило под знаменем мюридизма (послушничества) и возглавлялось местным духовенством. Мюриды призывали всех мусульман к священной войне против “неверных”. В 1834 г. имамом (руководителем движения) стал Шамиль. На территории горного Дагестана и Чечни он создал теократическое государство - имамат, имевшее связи с Турцией и получавшее военную поддержку от Англии. Популярность Шамиля была огромна, ему удалось собрать под свое начало до 20 тыс. воинов. После значительных успехов 40-х гг. Шамиль под напором русских войск был вынужден сдаться в 1859 г. в ауле Гуниб. Затем он находился в почетной ссылке в Центральной России. На Северо-Западном Кавказе боевые действия, которые вели племена адыгов, шапсугов, убыхов и черкесов, продолжались вплоть до конца 1864 г., когда было взято урочище Кбаада (Красная Поляна).

2.1 Консервативное направление

Консерватизм в России опирался на теории, доказывавшие незыблемость самодержавия и крепостного права. Идея необходимости самодержавия как своеобразной и издревле присущей России формы политической власти своими корнями уходит в период укрепления Русскою государства. Она развивалась и совершенствовалась в течение XVIII-XIX вв., приспосабливаясь к новым общественно-политическим условиям. Особое звучание для России эта идея приобрела после того, как в Западной Европе было покончено с абсолютизмом. В начале XIX в. Н.М. Карамзин писал о необходимости сохранения мудрого самодержавия, которое, по его мнению, основало и воскресило Россию. Выступление декабристов активизировало консервативную общественную мысль.

«Для идеологического обоснования самодержавия министр народного просвещения граф С.С. Уваров создал теорию официальной народности. Она была основана на трех принципах: самодержавие, православие, народность. В этой теории преломились просветительские идеи о единении, добровольном союзе государя и народа, об отсутствии противоположных классов в русском обществе. Своеобразие заключалось в признании самодержавия как единственно возможной формы правления в России. Крепостное право рассматривалось как благо для народа и государства. Православие понималось как присущая русскому народу глубокая религиозность и приверженность ортодоксальному христианству. Из этих постулатов делался вывод о невозможности и ненужности коренных социальных изменений в России, о необходимости укрепления самодержавия и крепостного права».

Эти идеи развивались журналистами Ф.В. Булгариным и Н.И. Гречем, профессорами Московского университета М.П. Погодиным и С.П. Шевыревым. Теория официальной народности не только пропагандировалась через прессу, но и широко внедрялась в систему просвещения и образования.

Теория официальной народности вызвала резкую критику не только радикально настроенной части общества, но и либералов. Наибольшую известность получило выступление П.Я. Чаадаева, написавшего Философические письма с критикой самодержавия, крепостничества и itccii официальной идеологии. В первом письме, опубликованном в журнале Телескоп в 1836 г., П.Я. Чаадаев отрицал возможность общественного прогресса в России, не видел пи в прошлом, ни в настоящем русскою народа ничего светлого. По его мнению, Россия, оторванная от Западной Европы, закостенелая в своих нравственно-религиозных, православных догмах, находилась в мертвом застое. Спасение России, ее прогресс он видел в использовании европейского опыта, в объединении стран христианской цивилизации в новую общность, которая обеспечит духовную свободу всех народов.

Правительство жестоко расправилось с автором и издателем письма. П.Я. Чаадаева объявили сумасшедшим и отдали под полицейский надзор. Журнал Телескоп закрыли. Его редактор, Н.И. Надеждин был выслан из Москвы с запрещением заниматься издательской и педагогической деятельностью. Однако идеи, высказанные П.Я. Чаадаевым, вызвали большой общественный резонанс и оказали значительное влияние на дальнейшее развитие общественной мысли.

2.2 Либеральное направление

Прослеживая путь развития русского либерализма, следует обратить внимание на общественную среду, в которой он формировался. В начале XIX в. либерализм сложился в правительственной среде. В 20-х гг. произошла политическая переориентация самодержавия и либерализм уступил свои позиции консерватизму. После восстания декабристов самодержавие полностью отказалось от либерального подхода решения важнейших социальных проблем и перешло к консервативно-охранительной политике. В такой обстановке либерализм мог развиваться только как оппозиционное течение.

С другой стороны, открытое революционное выступление декабристов поставило перед обществом вопрос об отношении к вооруженной борьбе с властью. Отвечая на этот вопрос, один из видных славянофилов А. С. Хомяков образно отвечал: «Горе от ума» оправдалось», вкладывая в свои слова отрицательный смысл. Оппозиционность самодержавию при одновременном отказе от насильственных способов его свержения ставили перед либералами задачу поиска третьего, умеренного пути преобразования российского общества. В основе либеральных концепций было стремление к социальной свободе, достижение которой может быть осуществлено путем реформ и разумных компромиссов в обществе.

Традиционные политические основы либерализма - индивидуальная свобода личности и ограничение влияния государства на общество - имели в 30-40-х гг. свои исторические особенности. В конкретной действительности они связывались с решением двух важнейших проблем: отменой крепостного права и ослаблением самодержавия путем создания представительной власти. Во многом под влиянием идей Чаадаева либералы 30-40-х гг. проявили большой интерес к проблеме положения России в сообществе европейских народов. Обсуждение этого вопроса было своеобразной формой национального просветительства и способствовало пониманию особенностей народной жизни. Крайние точки зрения, проявившиеся в ходе дискуссии, сначала вызывали снисходительные улыбки наблюдателей, но с течением времени порождали продуктивные идеи, находившие применение в обществе.

Либерализм 30-40-х гг. развивался в сфере высокообразованной независимой дворянской интеллигенции и университетских профессоров. Влияние либерализма зависело не столько от состояния общества, сколько от тех значительных личностей, которые осуществляли публичную критику правительства и отвечали на актуальные вопросы. «Среди оппозиционных правительству либералов сложилось два идейных течения - славянофильство и западничество. Идеологами славянофилов были писатели, философы и публицисты: К.С. и И.С. Аксаковы, И.В. и П.В. Киреевские, А.С. Хомяков, Ю.Ф. Самарии и др. Идеологами западников - историки, юристы, писатели и публицисты: Т.Н. Грановский, К.Д. Кавелин, СМ. Соловьев, В.П. Боткин, П.В. Анненков, И.И. Панаев, В.Ф. Корш и др. Представителей этих течений объединяло желание видеть Россию процветающей и могучей в кругу всех европейских держав. Для этого они считали необходимым изменить ее социально-политический строй, установить конституционную монархию, смягчить и даже отменить крепостное право, наделите крестьян небольшими наделами земли, ввести свободу слова и совести. Боясь революционных потрясений, они считали, что само правительство должно провести необходимые реформы».

Вместе с тем были и существенные различия во взглядах славянофилов и западников. Славянофилы преувеличивали национальную самобытность России. Идеализируя историю допетровской Руси, они настаивали па возвращении к тем порядкам, когда Земские соборы доносили до власти мнение парода, когда между помещиками и крестьянами якобы существовали патриархальные отношения. Одна из основополагающих идей славянофилов заключалась в том, что единственно верной и глубоко нравственной религией является православие. По их мнению, русскому народу присущ особый дух коллективизма, в отличие от Западной Европы, где царит индивидуализм. Этим они объясняли особый путь исторического развития России. Борьба славянофилов против низкопоклонства перед Западом, изучение ими истории парода и народного быта имели большое положительное значение для развития русской культуры.

Западники исходили из того, что Россия должна развиваться в русле европейской цивилизации. Они резко критиковали славянофилов за противопоставление России и Запада, объясняя ее отличие исторически сложившейся отсталостью. Отрицая особую роль крестьянской общины, западники считали, что правительство навязало ее народу для удобства управления и сбора налогов. Они выступали за широкое просвещение народа, полагая, что это единственно верный путь для успеха модернизации социально-политического строя России. Их критика крепостнических порядков и призыв к изменению внутренней политики также способствовали развитию общественно-политической мысли. Славянофилы и западники заложили в 30-50-е годы XIX в. основу либерально-реформистского направления в общественном движении.

2.3 Радикальное направление

Во второй половине 20-х - первой половине 30-х годов характерной организационной формой антиправительственного движения стали малочисленные кружки, появлявшиеся в Москве и в провинции, где не так сильно, как в Петербурге, утвердился полицейский надзор и шпионаж. Их члены разделяли идеологию декабристов и осуждали расправу с ними. Вместе с тем они пытались преодолеть ошибки своих предшественников, распространяли вольнолюбивые стихи, критиковали правительственную политику. Широкую известность приобрели произведения поэтов-декабристов. Вся Россия зачитывалась знаменитым посланием в Сибирь А.С. Пушкина и ответом ему декабристов. Студент Московского университета А.И. Полежаев за свободолюбивую поэму Сашка был исключен из университета и отдан в солдаты.

«Большой переполох московской полиции вызвала деятельное п. кружка братьев П., М. и В. Критских. Его члены в день коронации Николая разбросали на Красной площади прокламации, с помощью которых пытались возбудить в народе ненависть к монархическому правлению. По личному повелению императора участников кружка заточили на 10 лет в каземат Соловецкого монастыря, а затем отдали в солдаты».

Тайные организации первой половины 30-х годов XIX в. имели в основном просветительский характер. Вокруг Н.В. Станкевича, В.Г. Белинского, А.И. Герцена и Н.П. Огарева сложились группы, члены которых изучали отечественные и иностранные политические произведения, пропагандировали новейшую западную философию. В 1831 г. образовалось Сунгуровское общество, названное по имени его руководителя, выпуекпика Московского университета Н.П. Сунгурова. Студенты, члены организации, восприняли идейное наследие декабристов. Они выступали против крепостничества и самодержавия, призывали к введению в России конституции. Они не только занимались просветительской деятельностью, но и разрабатывали планы вооруженного восстания в Москве. Все эти кружки действовали непродолжительное время. Они не выросли в организации, способные оказать серьезное влияние на изменение политического положения в России.

«Для второй половины 30-х годов характерен спад общественного движения в связи с разгромом тайных кружков, закрытием ряда передовых журналов. Многие общественные деятели увлеклись философским постулатом Г.В.Ф. Гегеля все разумное действительно, все действительное разумно и на этой основе пытались примириться с гнусной, по оценке В.Г. Белинского, российской действительностью».

В 40-е годы XIX в. в радикальном направлении наметился новый подъем. Он был связан с деятельностью В.Г. Белинского, А.И. Герцена, Н.П. Огарева, М.В. Буташевича-Петрашевского и других. Литературный критик В.Г. Белинский, раскрывая идейное содержание рецензируемых произведений, воспитывал у читателей ненависть к произволу и крепостничеству, любовь к народу. Идеалом политического строя для него было такое общество, в котором не будет богатых, не будет бедных, ни царей, ни подданных, по будут братья, будут люди. В.Г. Белинскому были близки некоторые идеи западников, однако он видел и отрицательные стороны европейского капитализма. Широкую известность приобрело его Письмо к Гоголю, в котором он порицал писателя за мистицизм и отказ от общественной борьбы. В.Г. Белинский писал: России нужны не проповеди, а пробуждение чувства человеческого достоинства. Цивилизация, просвещение, гуманность должны стать достоянием русского человека. Разошедшееся в сотнях списков Письмо имело большое значение для воспитания нового поколения радикалов.

2.4 Петрашевцы

Оживление общественного движения в 40-х годах выразилось в создании новых кружков. По имени руководителя одного из них - М.В. Буташевича-Петрашевского - его участники были названы петрашевцами. В кружок входили чиновники, офицеры, учителя, писатели, публицисты и переводчики (Ф.М. Достоевский, М.Е. Салтыков-Щедрин, А.Н. Майков, А.Н. Плещеев и др.).

М.В. Петрашевский на паях создал со своими друзьями первую коллективную библиотеку, состоявшую преимущественно из сочинений но гуманитарным наукам. Пользоваться книгами могли не только петербуржцы, по и жители провинциальных городов. Для обсуждения проблем, связанных с внутренней и внешней политикой России, а также литературы, истории и философии члены кружка устраивали свои собрания - известные в Петербурге пятницы. Для широкой пропаганды своих взглядов петрашевцы в 1845-1846 гг. приняли участие в издании Карманного словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка. В нем они излагали сущность европейских социалистических учений, особенно Щ. Фурье, оказавшего большое влияние на формирование их мировоззрения. Петрашевцы решительно осуждали самодержавие и крепостное право. В республике они видели идеал политического устройства и намечали программу широких демократических преобразований. В 1848 г. М.В. Петрашевский создал Проект об освобождении крестьян, предлагая прямое, безвозмездное и безусловное освобождение их с тем наделом земли, который они обрабатывали. Радикальная часть петрашевцев пришла к выводу о назревшей необходимости восстания, движущей силой которого должны были стать крестьяне и горнозаводские рабочие Урала.

Кружок М.В. Петрашевского был раскрыт правительством в апреле 1849 г. К следствию привлекли более 120 человек. Комиссия квалифицировала их деятельность как заговор идей. Несмотря на это, участники кружка были жестоко наказаны. Военный суд приговорил 21 человека к смертной казни, но в последнюю минуту расстрел был заменен бессрочной каторгой. (Инсценировка расстрела очень выразительно описана Ф.М. Достоевским в романе Идиот.) Деятельность кружка М.В. Петрашевского положила начало распространению в России социалистических идей.

3 А.И. ГЕРЦЕН И ТЕОРИЯ ОБЩЕСТВЕННОГО СОЦИАЛИЗМА

«Дальнейшее развитие социалистических идей в России связано с именем А.И. Герцена. Он и его друг Н.П. Огарев еще мальчиками дали клятву бороться за лучшее будущее парода. За участие в студенческом кружке и пение песен с гнусными и злоумышленными выражениями в адрес царя они были арестованы и отравлены в ссылку. В 30-40-х годах А.И. Герцен занимался литературной деятельностью. Его произведения содержали идею борьбы за свободу личности, протест против насилия и произвола. Поняв, что в России невозможно пользоваться свободой слова, А.И. Герцен в 1847 г. уехал за границу. В Лондоне он основал Вольную русскую типографию (1853 г.), выпустил 8 книг сборника Полярная звезда, на титуле которых поместил миниатюру из профилей 5 казненных декабристов, организовал вместе с Н.П. Огаревым издание первой бесцензурной газеты Колокол (1857-1867 it.). Последующие поколения революционеров видели огромную заслугу А.И. Герцена в создании вольной русской прессы за границей».

В молодости А.И. Герцен разделял многие идеи западников, признавал единство исторического развития России и Западной Европы. Однако близкое знакомство с европейскими порядками, разочарование в результатах революций 1848-1849 гг. убедили его в том, что исторический опыт Запада не подходит русскому народу. В связи с этим он занялся поиском принципиально нового, справедливого общественного устройства и создал теорию общинного социализма. Идеал общественного развития А.И. Герцен видел в социализме, при котором не будет частной собственности и эксплуатации. По его мнению, русский крестьянин лишен частнособственнических инстинктов, привык к общественной собственности на землю и ее периодическим переделам. В крестьянской общине А.И. Герцен видел готовую ячейку социалистического строя. Поэтому он сделал вывод, что русский крестьянин вполне готов к социализму и что в России нет социальной основы для развития капитализма. Вопрос о путях перехода к социализму решался А.И. Герценом противоречиво. В одних работах он писал о возможности народной революции, в других - осуждал насильственные методы изменения государственного строя. Теория общинного социализма, разработанная А.И. Герценом, во многом служила идейным основанием деятельности радикалов 60-х годов и революционных народников 70-х годов XIX в.

Заключение

Подводя итоги о общественных движениях 30-50-х гг. XIX веков можно сделать следующие выводы:

Вся совокупность взглядов славянофилов показывает, что первоочередное значение для них имели российские проблемы, но, оценивая положение России в сообществе других цивилизаций, они не могли не обратить внимания на славянский вопрос. Славянофилы считали Россию центром славянского мира. Старшие славянофилы выступали за национальное освобождение славянских народов. Не была исключением даже Польша.

В отличии oт славянофилов западники не противопоставляли исторические пути развития России и Запада. Они отстаивали общие закономерности в судьбах всех европейских народов. Западники ориентировались на европейскую модель государства, считали что европейское влияние было благотворным для России, положительно оценивали парламентаризм, считая его хорошим примером для реформирования российского самодержавия. Они отстаивали основные ценности либерального общества: свободу слова и печати, независимость личности, справедливое гражданское судопроизводство. Как и славянофилы, они выступали за отмену крепостного права и создание в России гражданского общества.

Петрашевцы одни из первых в России проявили глубокий интерес к экономическим теориям. Они отстаивали буржуазно-демократический тезис о том, что государственное управление должно быть деловым и отмечать экономическим интересам парода. Как писали петрашевцы, граждане, уплачивая налоги, обеспечивают себе необходимый уровень свободы и безопасности; если правительство не обеспечивает этого, то оно «дорого продает плохой товар», и народ имеет право его заменить.

В 30-50-х гг. освободительные идеи глубоко проникли не только в образованные слои русского общества. Примечательным явлением было распространение народных утопий, написанных в крестьянской среде. Как правило, авторы прошли неординарный жизненный путь, и их философия получила развитие в результате особых обстоятельств, заставивших их порвать с патриархальным крестьянским бытом.

Библиографический список

1. Коршелов В.А. Отечественная история XIX в. М.: АГАР, 2000. – 522с.

2. Кузнецова Ф.С. История Сибири. Ч. 1. Новосибирск, 1997.

3. Миллер Г.Ф. История Сибири. М., Л., 1977.

4. Резун Д.Я., Васильевский Р.С. Летопись сибирских городов. Новосибирск 1989.

5. Орлов А.С. История России. М.: Проспект, 1997. -544с.

6. Отечественная история. Под ред. Ш.М. Мутаева. М.: Проспект, 1997. -367с.

7. Элерт А.Х. Энциклопедические материалы Г.Ф. Миллера как источник по истории Сибири. Новосибирск, 1990.

• 30--50-х гг. XIX в. Россия переживала период великого исторического поворота от уходящего аграрного общества к обществу индустриальному. Поэтому главным вопросом общественной жизни стал вопрос о направлении дальнейшего развития страны. Каждый понимал его по- своему. Общественное движение в те годы имело несколько характерных особенностей:
  • -- оно развивалось в условиях ужесточения политического режима после восстания декабристов;
  • -- произошел окончательный разрыв между революционным направлением и правительственным реформаторством;
  • -- впервые консервативное направление получило собственную идеологию;
  • -- оформились либеральное и социалистическое течения общественной мысли;
  • -- участники общественного движения не имели возможности реализовать свои идеи на практике, они могли лишь готовить сознание современников к будущим переменам.

Консервативное движение .

Разработка идеологии российского консерватизма является заслугой президента Российской Академии наук графа С. С. Уварова, ставшего впоследствии министром народного просвещения. Он считал исконными основами русской жизни православие, самодержавие и народность. Эти черты, по его мнению, коренным образом отличали Россию от Запада. Самодержавие он мыслил как единство царя и народа и считал его основой жизни русского общества. Под православием Уваров понимал традиционную ориентацию русского человека не на личный, а на общественный интерес, стремление к общему благу и справедливости. Народность выражала единство объединенного вокруг царя народа без его разделения на дворян, крестьян, мещан и т. д. Между народом и монархом, считал Уваров, всегда существовало неразрывное духовное единство, которое было и будет гарантом успешного развития России.

Крупнейшими теоретиками консервативного направления были также историки Н. Г. Устрялов и М. П. Погодин, драматург и поэт Н. В. Кукольник, писатели Ф. В. Булгарин, Н. И. Греч, М. Н. Загоскин. Они доказывали исключительность исторического пути России и считали его единственно правильным.

Либеральное движение. Западники и славянофилы.

Российский либерализм был представлен в те годы западниками и славянофилами. Складывание идеологии западничества и славянофильства относится к концу 30-х -- началу 40-х гг.

Представителями западничества были историки Т. Н. Грановский и Соловьев, юрист К. Д. Кавелин, литераторы П. В. Анненков, В. П. Боткин, И. С. Тургенев. Западники считали, что мировая цивилизация едина и вычленение из нее какой-либо страны ведет не к благу, а к загниванию. Они полагали, что Россия стала цивилизованным государством лишь благодаря преобразованиям Петра Великого, который впервые попытался привить своему народу черты европейской образованности. Задача России, по их мнению, состояла в том, чтобы примкнуть к Западу и образовать вместе с ним «единую общечеловеческую культурную семью».

Славянофилы, напротив, отстаивали идею самобытности каждого народа, в том числе и русского. Говоря о России, они подчеркивали особенности ее государственного и общественного быта, православной веры. С этой точки зрения славянофилы отрицательно оценивали деятельность Петра I, считая, что его реформы повели Россию по пути ненужных заимствований у Запада. Это, по их мнению, стало причиной общественных неурядиц. Главной задачей, стоявшей перед страной в середине XIX в., славянофилы считали возвращение ее «в старое, самобытное состояние». Даже иностранные слова, вошедшие в русскую речь, они предлагали исключить из употребления. Теоретиками славянофильства были публицисты А. С. Хомяков, братья И. В. и П. В. Киреевские, братья К. С. и И. С. Аксаковы, Ю. Ф. Самарин, А. И. Кошелев.

Несмотря на многие важные различия западничества и славянофильства, у этих течений общественной мысли были и общие черты:

• -- отрицательное отношение к крепостному праву, всесилию чиновничества, подавлению прав и свобод личности;
• -- убежденность в необходимости коренных преобразований;
• -- надежда на то, что инициатором реформ выступит верховная власть, опирающаяся на поддержку передовой общественности;
• -- расчет на то, что реформы будут носить постепенный и осторожный характер;
• -- уверенность в возможности мирного осуществления реформ;
• -- вера в Россию, в возможности ее стремительного и уверенного движения к процветанию.

Революционное движение в России возникло в 40--50-е гг. XIX в. Оно зародилось не только в центре России, но и в ряде национальных районов. Здесь идеи революционного протеста соединились с требованиями национального освобождения. Одной из наиболее известных революционных организаций стало Ки- рилло-Мефодиевское общество на Украине (1846--1847). Его основателем был известный историк Н. И. Костомаров. Позже одним из руководителей организации стал выдающийся украинский поэт Т. Г. Шевченко. Общество выступало за отмену крепостного права и сословных привилегий. Главной своей целью участники общества считали создание федерации (равноправного объединения) славянских республик русских, украинцев, белорусов, поляков, чехов, сербов, хорватов, болгар. По вопросу о методах борьбы за осуществление своих идеалов члены общества разделились на два лагеря -- сторонников умеренных мер (их возглавлял Костомаров) и приверженцев решительных действий (во главе с Шевченко).

Шло оформление и идеологии русского революционного движения. Оно было связано в первую очередь с деятельностью А. И. Герцена и Н. П. Огарева.

Лидером консервативного направления общественной жизни был С.С. Уваров, министр образования, президент Академии наук, автор Теории официальной народности – основы идеологии консерваторов. Среди теоретиков этого направления выделялись историки Н.М. Карамзин и М.П. Погодин, драматург Н.В. Кукольник, литераторы Ф.В. Булгарин, Н.И. Греч, М.Н. Загоскин.

После разгрома декабристов Россия переживает период политической реакции. В конце 1820-начале 1830-х гг. революционное направление существует лишь в нескольких студенческих кружках. Среди них выделяются кружки братьев Критских (1827 г.) и Сунгурова (1831 г.), которые пытались продолжить дело декабристов и были беспощадно разгромлены правительством.

Последовательно преследовала власть и те организации, которые восприняли новые идеи утопического социализма: кружок Герцена в Москве (1833-1834) и общество Петрашевского в Петербурге (1845-1849, в работе кружка участвовал Ф.М. Достоевский). Более спокойным было существование далекого от политики умеренно либерального кружка Станкевича(1833-1839 г.), члены которого увлекались немецкой идеалистической философией.

К концу 1830-х гг. в либеральной мысли России четко выделяются два направления – западничество и славянофильство , – которые предлагают свои концепции исторического развития России и программы ее переустройства.

3ападники (В.П. Боткин, Е.Ф. Корт, К.Д. Кавелин, В.П. Боткин, И.С. Тургенев, историки С.М. Соловьев и Т.Н. Грановский) считали, что Россия является обычным европейским государством, отклонившимся от «правильного» пути развития после начала монгольского ига и вернувшимся на него, в результате реформ Петра Великого. Движению в западном направлении сильно мешают сохранение крепостничества и деспотизма. Власть и общество должны подготовить и провести хорошо продуманные, последовательные реформы (отмену крепостного права и ограничение абсолютизма), с помощью которых будет ликвидирован разрыв между Россией и Западной Европой.

С точки зрения славянофилов (А.С. Хомякова, братьев И.В. и П.В. Киреевских, К.С. и И.С. Аксаковых, А.И. Кошелева), Россия развивается по своему, самобытному, пути. Основными его признаками они называли крестьянскую общину, православие, коллективизм, ограниченный абсолютизм, демократические традиции (в форме Земских соборов). В результате реформ Петра это гармоничное устройство Руси было разрушено. Именно Петр ввел крепостное право, мешающее существованию общины, деспотизм власти и европейские нравы. Необходимо вернуть Россию на «правильный» путь развития, отменив крепостное право, ограничив абсолютизм и вернувшись к исконному укладу жизни. Этой цели славянофилы надеялись достичь с помощью реформ, которые должен провести созванный императором Земский собор. Особую, очень умеренную позицию, заняли «московские славянофилы» (Ю.М. Самарин). Они выступали против радикальных преобразований и серьезного ограничения самодержавия. Их девиз: «Сила власти – царю. Сила мнения – народу».

Таким образом, оба течения либерализма в России, совершенно по разному трактуя особенности ее исторического пути, выступали с одинаковыми лозунгами, призывая к отмене крепостного права и ограничению абсолютизма.

Представители радикального направления, А.И. Герцен, Н.П. Огарев и В.Г. Белинский в конце 1830 – начале 1840-х гг., разделяли основные идеи западников. Однако позднее радикалы подвергли самой резкой критике капиталистический строй. По их мнению, в России должно быть построено общество нового типа – общинный (русский) социализм (автор его теории – А.И. Герцен). Основной ячейкой нового общества должна стать крестьянская община, всеобщее равенство членов которой радикалы считали главным признаком социализма. В конце 1840-х гг. Герцен и Огарев эмигрировали в Англию. Там с 1857 по 1867 гг. они издают первую русскую революционную газету – «Колокол».

Особое место в общественном движении занимает П.Я. Чаадаев, участник войны 1812 г. и Северного общества декабристов. В своих «Философических письмах » (1829-1831 гг.) он говорил об отлученности России от всемирной истории, об обусловленном особенностями православия духовном застое, препятствующем историческому развитию страны. За публикацию «Писем» в журнале «Телескоп» (1836 г.) Чаадаев был объявлен сумасшедшим. В 1837 г. он пишет «Апологию сумасшедшего », в которой он выражает надежду на включение России в западную христианскую цивилизацию.

Культура первой половины XIX века – «Золотой век русской культуры»

Одним из важнейших явлений в истории русской культуры этого времени стало преобразование системы народного просвещения в 1803 г. Нижней ступенью в ней стали 2-классные приходские училища для крестьянских детей; следующей – 4-классные уездные училища для детей мещан; в губернских городах учреждались гимназии для дворянских отпрысков, откуда открывался путь в университет. Система, таким образом, носила сословный характер, но в принципе была открыта, незамкнута: существовала возможность перехода с одной ступени на другую. При Николае I положение изменилось: переход с одной ступени на другую стал практически невозможен. В 1835 г. был издан и новый университетский устав, который свел на нет их автономию.

Значительные успехи были достигнуты в науке. Мировое признание в области математики получили труды Н.И. Лобачевского (создал неевклидову геометрию) и П.Л. Чебышева (доказал закон больших чисел). Выдающиеся открытия были сделаны в области органической химии Н.Н. Зининым и А.М. Бутлеровым. Успехи в изучении электричества и магнетизма связаны с именами В.В. Петрова (изучение свойств электрической дуги), Э.X. Ленца и Б.С. Якоби (метод гальванопластики). В медицине большое значение имели труды Н.И. Пирогова, впервые применившего гипсовую повязку и эфирный наркоз. С именем В.Я. Струве связано начало работы Пулковской обсерватории и крупные открытия в астрономии. П.П. Аносов разгадал секрет дамасской стали.

Важнейшей вехой на пути развития отечественной исторической науки стала 12-томная «История государства Российского » Н.М. Карамзина. Оформление дворянского направления в историографии связано с именами историков Н.Г. Устрялова и М.Н. Погодина. В этот период получают широкую известность труды по всеобщей истории профессора МГУ Т.Н. Грановского.

В первой половине XIX в. предпринимаются многочисленные кругосветные путешествия. Первое в истории России кругосветное путешествие было совершено под командованием И.Ф. Крузенштерна и Ю.Ф. Лисянского в 1803 - 1806 гг. Были открыты новые острова в Тихом и Ледовитом океанах, получены и зафиксированы ценные этнографические сведения о жизни коренного населения Сахалина и Камчатки. В 1821 г., также во время кругосветного путешествия, совершенного под командованием Ф.Ф. Беллинсгаузена и М.И. Лазарева, была открыта шестая часть света – Антарктида. Экспедиции Ф.П. Врангеля, Ф.Ф. Матюшина составили описание северо-восточных берегов Азии, П.К. Пахтусова, Ф.П. Литке – островов Северного Ледовитого океана.

В первой половине XIX в. в русской литературе появляются новые черты, наиболее ярко проявившиеся в романтизме (В.А. Жуковский и К.Н. Батюшков), который в начале века постепенно вытеснял унаследованные от XVIII в. классицизм и сентиментализм.

С именами А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.А. Некрасова, Н.В. Гоголя связана победа нового и самого значительного в русской литературе XIX в. направления – реализма .

В изобразительном искусстве также упрочивается романтическое восприятие мира, великолепные образцы которого даны в работах О.А. Кипренского (портреты Пушкина и Жуковского) и К.П. Брюллова («Последний день Помпеи », «Всадница », «Автопортрет»).

В 1830 - 1840-х гг. в живописи также происходит постепенное становление реализма. Первые шаги в этом направлении были сделаны В.А. Тропининым («Кружевница », портрет Пушкина) и А.Г. Венециановым («На гумне », «На пашне »). Вершиной же реализма в живописи 1840-х гг. стали жанровые картины П.А. Федотова («Сватовство майора», «Завтрак аристократа», «Анкор, еще анкор» ). Особняком стоит трагическая фигура А.А. Иванова – глубоко верующего художника, всю жизнь посвятившего воплощению своих мыслей и чувств в яркой картине «Явление Христа народу ».

В архитектуре позиции позднего классицизма (ампира ) для которого характерны торжественная монументальность, строгость и простота, оказались очень прочными. Лучшие его творения первой половины XIX в.: здание Адмиралтейства (А.Д. Захаров), Исаакиевский собор (О. Монферран), Казанский собор , Горный институт (А.Н. Воронихин), и ансамбль Главного штаба, Сената и Синода (К.И. Росси) в Петербурге, Большой театр (А.А. Михайлов - О. Бове) и отстроенное после пожара здание Московского университета (Д. Жилярди).

С конца 1830-х гг. под влиянием теории официальной народности возникает эклектичный русско-византийский стиль (Большой Кремлевский дворец, Оружейная палата, храм Христа Спасителя, Московский вокзал в Петербурге и Петербургский в Москве – все К.А. Тон).

Первая половина XIX в. характеризуется развитием искусства скульптуры, и в первую очередь монументальной. Главной темой остаются героические страницы отечественной истории: памятники Минину и Пожарскому в Москве (И.П. Мартос), Кутузову и Барклаю де Толли в Петербурге у Казанского собора (Б.И. Орловский). Всемирную известность принесла П. К. Клодту скульптурная группа «Укрощение коня » на Аничковом мосту в Петербурге.

Начало XIX в. отмечено достаточно интенсивным ростом количества театров и театральных трупп. В 1824 г. в Москве образовались Большой и Малый театры. В 1832 г. в Петербурге начинает свою деятельность Александрийский театр. Основоположником реализма в актерском искусстве по праву считается М.С. Щепкин. Выдающиеся актеры-трагики П.С. Мочалов, В.А. Каратыгин, М.С. Щепкин создали запоминающиеся образы в пьесах Шекспира, Шиллера, Гоголя, Островского, Тургенева.

ЛЕКЦИЯ XVIII

(окончание)

Положение и развитие интеллигенции при Николае. – Значение катастрофы 14 декабря. – Два русла идей: французское и немецкое. – Упадок первого, развитие второго. – Шеллингианство в России. – «Мнемозина». – «Любомудры» и «Московский вестник». – «Московский телеграф» Полевого. – «Телескоп» Надеждина. – Чаадаев и закрытие «Телескопа». – Идеалисты 30-х годов. – Кружок Станкевича. – Бакунин и Белинский. – Эволюция Белинского. – «Отечественные записки» и «Современник». – «Москвитянин» и система «официальной народности». – Славянофилы и западники в 40-х годах. – Социализм и левое гегельянство. – Провинциальное общество в 40-х годах. – Раскол и сектантство при Николае.

Русское шеллингианство

Что касается положения интеллигенции в это время, то после 14 декабря 1825 г. интеллигентная среда, если под ней разуметь самостоятельно мыслящее общество, была чрезвычайно ослаблена. После беспощадной расправы с декабристами она потеряла почти весь свой цвет, срезанный суровой рукой победителя и отправленный в Сибирь. Независимо от ссылки провинившихся и прикосновенных, строгость наказания терроризировала и оставшихся; на время она заглушила всякие попытки свободного выражения своих мыслей и очень затрудняла сколько-нибудь широкое развитие интеллигенции в близком будущем.

«Тридцать лет тому назад, – писал Герцен в конце 50-х годов, – Россия будущего существовала исключительно между несколькими мальчиками, только что вышедшими из детства, а в них было наследие общечеловеческой науки и чисто народной Руси. Новая жизнь эта прозябала, как трава, пытающаяся расти на губах не простывшего кратера». Когда эти мальчики подросли, то это молодое поколение оказалось разделенным на те же два русла, по которым западные идеи проникали в Россию и прежде, начиная с Екатерины. И теперь явились, с одной стороны, лица, усвоившие себе главным образом идеи конца XVIII в., идеи французской революции, наследовавшие вместе с тем идеи декабристов, которые воспитывались в свое время на той же французской идеологии; с другой стороны, явились и последователи немецкой мысли, немецкого идеализма и послекантовской метафизики, которая проникала все глубже в русское мыслящее общество 20-х и 30-х годов. Теперь представители этого второго течения получили решительное преобладание над последователями первого. Это ярко выразилось и в тех университетских кружках, в которых группировалось молодое поколение 30-х годов. В конце Александрова царствования безусловно преобладали последователи французских политических идей, отразившихся в идеологии и практических планах и Пестеля, и Никиты Муравьева. Но и тогда уже наряду с ними начали формироваться кружки последователей немецкой философии – главным образом последователей философии Шеллинга. Шеллингианство начало проникать в Россию довольно рано. Уже в 1804 г. явился в Петербурге ревностный проповедник Шеллинговой философии – профессор Медицинской академии Велланский. Дело в том, что учение Шеллинга привлекало к себе современников с двух разных точек зрения. Шеллинг был представителем монистическо-идеалистической философии, и самой важной частью его учения была теория познания, которая стремилась свести к известному единству познающий дух и внешнюю природу. Шеллинг стремился примирить в своей теории познания объективность существования природы с возможностью умозрительного ее изучения. Отсюда произошла его система натурфилософии. Увлечение натурфилософией повело Шеллинга настолько далеко, что он, не будучи никогда естествоиспытателем и вращаясь всегда в сфере умозрительной философии, решился, однако, основать медицинский журнал.

Поэтому натурфилософией Шеллинга, а затем и вообще его системой стали интересоваться естествоиспытатели и медики, чем и объясняется тот факт, что и в Россию шеллингианство первоначально проникло через профессора Медицинской академии Велланского и профессора физики и минералогии Московского университета М.Г. Павлова.

Герцен в своем «Былом и думах» вспоминает, какое значение имел для тогдашних московских студентов Павлов, который читал свои лекций на первом курсе физико-математического факультета и сразу ставил перед студентами вопрос: «Ты хочешь знать природу, но что такое природа и что такое знать! « Таким образом, прежде чем читать физику, Павлов и на естественном факультете излагал теорию познания – и излагал ее по Шеллингу. Слушать же лекции Павлова ходили студенты всех факультетов.

Таким образом, шеллингианство первоначально стало распространяться в России через профессоров-естественников; но уже в 20-х и 30-х годах к ним присоединились проповедники шеллингианства с кафедр истории философии (Галич), теории литературы и эстетики (Давыдов, Надеждин) и т. д., и наряду с этим возникла проповедь шеллингианских идей и в литературе, где провозвестниками их явился сперва кружок московских «любомудров» двадцатых годов, образовавшийся около кн. В.Ф. Одоевского и Д.В. Веневитинова, которые в 1824 г. предприняли издание литературного сборника «Мнемозина» в четырех частях. В сборнике этом тогда же приняли участие Вильгельм Кюхельбекер (в качестве соредактора) и упомянутый только что профессор М.Г. Павлов. К этому кружку «любомудров» примыкали и будущие московские славянофилы братья Киреевские и Хомяков, которые, впрочем, тогда еще не были славянофилами, и Погодин с Шевыревым, которые в 1826 г. предприняли уже издание журнала «Московский вестник» со многими из «любомудров». Через Веневитинова и Кюхельбекера был привлечен к некоторому участию в изданиях «любомудров» и Пушкин.

«Мнемозина» была главным образом посвящена борьбе с поверхностными, с точки зрения «любомудров», идеями французской энциклопедической философии XVIII в. и стремилась проводить в умы читателей идеи немецкого идеализма.

Прямым продолжателем «Мнемозины» явился сперва журнал «Московский вестник», основанный в 1826 г. Погодиным и Шевыревым при участии, с одной стороны, тех же «любомудров» 20-х годов, из которых, впрочем, наиболее талантливый – Дмитрий Веневитинов – вскоре умер, а с другой – при участии Пушкина, вернувшегося из своей деревенской ссылки в столицы и недовольного журналом Н.А. Полевого «Московский телеграф», в котором он ранее участвовал по просьбе соиздателя «Телеграфа» кн. Вяземского. Несмотря, однако ж, на участие таких сил, «Московский вестник» просуществовал недолго; он не пошел, по-видимому, главным образом вследствие неопытности и неумелого, ведения дела главными редакторами этого журнала Погодиным и Шевыревым – молодыми тогда профессорами Московского университета.

Вслед за тем с 1831 г. главным органом шеллингианства в России явился журнал Н. И. Надеждина «Телескоп». Надеждин был также профессором Московского университета и читал в нем курс эстетики, всецело опиравшийся также на идеи философии Канта и Шеллинга.

Параллельно с этим органом довольно выдержанного философского направления издавался, как мы уже упоминали, в Москве же основанный еще в 1825 г. очень талантливым и разносторонним журналистом Н. А. Полевым – вначале при близком участии одного из «арзамасцев» – кн. П. А. Вяземского, – «Московский телеграф», журнал «энциклопедический», как характеризовали его сами издатели. Главным делом этого журнала являлась в то время проповедь романтизма и борьба с ложноклассическими взглядами, поддерживавшимися главным образом в старом «Вестнике Европы», находившемся тогда под редакцией проф. М.Т. Каченовского.

Хотя романтизм в Германии развивался в прямой связи с шеллингианством и хотя сам Полевой был не чужд шеллингианских идей, но, в сущности, он был профан в философии и вообще талантливый самоучка, за все бравшийся и чрезвычайно разбрасывавшийся в своей писательской и издательской деятельности. Поэтому ученые издатели «Московского вестника» и «Телескопа» считали себя вправе относиться к нему несколько свысока, что не мешало, однако же, его журналу пользоваться большим сочувствием широкой публики.

Собственно, и «Телескоп» Надеждина, и «Московский телеграф» Полевого были органами прогрессивной мысли и оба проводили в умы своих читателей идеи, господствовавшие тогда в современной Европе; но «Телеграф», как орган эклектический и гораздо более поверхностный, был в то же время и гораздо доступнее «Телескопа» для малоподготовленных читателей, «Телескоп» же являлся органом высшей, группировавшейся около университетов, интеллигенции. Немудрено поэтому, что цензурное ведомство, главным руководителем которого уже с 1832 г. в качестве товарища министра народного просвещения являлся Уваров, с особенным недоверием относилось именно к популярному журналу Полевого, который и был наконец закрыт по инициативе Уварова в 1833 г. К «Телескопу» Надеждина начальство относилось гораздо терпимее именно вследствие меньшей его доступности, и он продолжал благополучно издаваться до конца 1836 г., когда в нем появилось необычное по своей дерзкой прямолинейности знаменитое «Философическое письмо» П. Я. Чаадаева.

Чаадаев и его «Философическое письмо»

Петр Яковлевич Чаадаев

Автор этого письма – П. Я. Чаадаев – был весьма замечательной личностью и оставил крупный след в истории русской интеллигенции. Хотя деятельность его относится к 30-м и 40-м годам XIX в., но по своему возрасту и в особенности по своему воспитанию и связям он принадлежал, в сущности, к предшествовавшему поколению, сошедшему со сцены после 14 декабря 1825г. Он был–вместе с Пушкиным – случайно уцелевшим обломком этого поколения русской интеллигенции. Блестящий гвардейский офицер, аристократ по происхождению (он был родной внук историографа кн. М.М. Щербатова), воспитанный в тех же идеях конца XVIII в., в которых были воспитаны и другие его товарищи и сверстники, он, однако же, рано от них отбился и стал особняком в своем дальнейшем развитии. После известной истории в Семеновском полку, с донесением о которой он был послан в Лайбах к императору Александру, Чаадаев вышел в отставку, уединился, сосредоточился в себе и весь ушел в широко распространенный тогда по всей Европе мистицизм. Увлекаясь идеями мистицизма, погружаясь в изучение мистических книг Эккартсгаузена, Юнга-Штиллинга и т. п., глубоко проникнутых мистической стороной христианского учения (в его католической форме), Чаадаев внимательно и напряженно следил в то же время и за развитием германской идеалистической философии. Враждебно относясь к философской системе Гегеля, которая не согласовалась с христианским откровением, он с большою надеждою смотрел на развитие шеллинговой системы, которая, как он ясно видел уже в 1825 г., должна была прийти к попытке согласования выводов идеалистической философии с догматами христианской веры. И когда Шеллинг действительно пришел к этому во втором периоде своей деятельности, Чаадаев сделался ревностным его последователем, вполне сходясь в этом с одним из главных основателей позднейшей славянофильской доктрины Ив. Вас. Киреевским. У него была и другая точка прикосновения с позднейшими противниками его – славянофилами. Он, как и они, усматривая главное направляющее значение в развитии различных народностей в религиозной основе, находил коренную разницу в развитии Западной Европы и России. Но эта разница, по мнению Чаадаева, была отнюдь не в пользу России. В Западной Европе и именно в католицизме он видел мощного и верного хранителя начал христианства и христианской цивилизации; положение же и ход развития России представлялась ему в самом мрачном свете. Он считал Россию каким-то межеумком, не примкнувшим ни к Западу, ни к Востоку, не имеющим ни великих традиций, ни мощной религиозной основы в своем развитии. Спасение России он видел в скорейшем и возможно полном приобщении ее к религиозно-культурным началам западного мира и себя считал обязанным проводить эти идеи в сознание представителей современного русского общества. Кафедрой, с которой он проповедовал это учение, для него служили московские салоны 30-х годов; в печати же он не пытался выступать, не видя возможности ею пользоваться при тогдашних цензурных условиях. Его «Философическое письмо», принадлежащее к целой серии писем (теперь напечатанных, за исключением некоторых пропавших), не предназначалось для печати и было написано к частному лицу по частному случаю. Однако он читал эти письма своим знакомым, и Надеждин, издатель «Телескопа», выпросил их у него для печати. Но появление первого же из них произвело впечатление внезапно разорвавшейся бомбы.

Оно являлось самым резким и смелым протестом против той системы «официальной народности», которая незадолго перед тем была провозглашена правительством с легкой руки Уварова. В противоположность официальному прославлению русских исторических начал и русской действительности, вот как отзывался в напечатанном письме Чаадаев о нашей истории: «В самом начале у нас дикое варварство, потом грубое суеверие, затем жестокое, унизительное владычество завоевателей, владычество, следы которого в нашем образе жизни не изгладились совсем и доныне. Вот горестная история нашей юности. Мы совсем не имели возраста этой безмерной деятельности, этой поэтической игры нравственных сил народа. Эпоха нашей общественной жизни, соответствующая этому возрасту, наполняется существованием темным, бесцветным, без силы, без энергии.

Нет в памяти чарующих воспоминаний, нет сильных наставительных примеров в народных преданиях. Пробегите взором все века, нами прожитые, все пространство земли, нами занимаемое, – вы не найдете ни одного воспоминания, которое бы вас остановило, ни одного памятника, который бы высказал вам протекшее живо, сильно, картинно.

Мы живем в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте, без прошедшего и будущего...».

Какая-то странная судьба разобщила нас от всемирной жизни человечества, и, чтоб сравниться с другими народами, нам надо – по Чаадаеву – «переначать для себя снова все воспитание человеческого рода. Для этого перед нами – история народов и плод движения веков...».

Можно себе представить, какое впечатление могла произвести в то время подобная статья: «Телескоп» был закрыт, Надеждин сослан в Вологду, Чаадаев официально объявлен сумасшедшим.

Какое впечатление произвело это письмо Чаадаева на избранные умы молодого поколения, видно из воспоминаний Герцена в «Былом и думах», но таких избранных умов в то время было чрезвычайно немного, и, не говоря уж о провинции, где тогда находился Герцен, но и в столицах, особенно в Москве, письмо просто произвело впечатление скандала и вызвало всеобщий переполох. Даже и среди мыслящих людей большинство чувствовало себя оскорбленным тем тоном глубокого презрения, каким Чаадаев говорил о прошлом русской истории. Когда возбуждение несколько улеглось, начались пылкие споры в московских салонах, где противниками Чаадаева выступили его друзья Киреевский и Хомяков – будущие славянофилы. Через год Чаадаев написал – конечно, не для печати – свою «Апологию сумасшедшего», в которой проводил, в сущности, свои прежние взгляды, утверждая, однако, что никто больше его не любит свою родину, и доказывая, что глас народа далеко не всегда – глас Божий. Противники Чаадаева; Хомяков, Киреевский и др., будучи людьми порядочными, не считали возможным выступить против него в печати в тот момент, когда учение его было столь торжественно заклеймено властями предержащими и когда свободный обмен взглядов в этой области сделался вполне невозможным. Но этим обстоятельством не смутились прежние издатели «Московского вестника» Шевырев и Погодин, которые давно уже деятельно ухаживали за Уваровым и были очень не прочь извлечь для себя те выгоды, которые могли для них проистекать из совпадения их взглядов с правительственной точкой зрения, невзирая на то, что противник их был обречен на вынужденное молчание. Особенно была замечательна в этом отношении статья Шевырева, напечатанная в первой книжке «Москвитянина» Погодина за 1841 г., под заглавием «Взгляд русского на образование Европы». В этой статье резко противопоставляются друг другу мир западный и мир русский, причем впервые обстоятельно и резко изложена теория гниения и разложения западноевропейской культуры и Россия определенно предостерегается от всякого общения с этим больным организмом, который уподобляется человеку, одержимому «злым заразительным недугом, окруженным атмосферою опасного дыхания...». Вполне принимая уваровскую триединую формулу «православие, самодержавие и народность» как здоровую основу русской государственной жизни, автор статьи открыто становится под знамя правительства и заканчивает свою статью следующим возгласом: «Тремя коренными чувствами крепка наша Русь и верно наше будущее. Муж царского совета, которому вверены поколения образующиеся (т. е. Уваров), давно уже выразил их глубокою мыслью, и они положены в основу воспитания народа».

Сам граф Уваров, однако же, не считал отнюдь свою позицию совершенно прочной и превосходно сознавал наличность в русской интеллигенции живых, готовых на борьбу сил, теснить и давить которые он и считал главной своей задачей. В отчете о десятилетнем управлении своим министерством он писал (в 1843 г.): «Направление, данное вашим величеством министерству, и его тройственная формула должны были восстановить некоторым образом против него все, что носило еще отпечаток либеральных и мистических идей: либеральных – ибо министерство, провозглашая самодержавие, заявило твердое желание возвращаться прямым путем к русскому монархическому началу во всем его объеме, мистических – потому что выражение «православие» довольно ясно обнаружило стремление министерства ко всему положительному в отношении к предметам христианского верования и удаления от всех мечтательных призраков, слишком часто помрачавших чистоту священных преданий церкви. Наконец, и слово «народность» возбуждало в недоброжелателях чувство неприязненное за смелое утверждение, что министерство считало Россию возмужалою и достойною идти не позади, а по крайней мере рядом с прочими европейскими национальностями». И действительно, в русском обществе к этому времени – к началу 40-х годов – вполне сложилось новое западническое направление, которое вполне враждебно относилось к системе официальной народности, которое отрицало славянофильскую точку зрения, окончательно сложившуюся к этому времени, и которое вскоре сделалось, несмотря на стеснения и преследования, властителем дум молодого поколения. Но это направление, в отличие от Чаадаева, исходившего, как и славянофилы, из теологических оснований, основывалось на полном их отрицании. Чтобы проследить происхождение и судьбу этого направления, так же как и противоположного ему славянофильского направления, нам надо обратиться к истории тех университетских кружков 30-х годов, о которых мы уже упоминали и в которых заключалась тогда, по верному выражению Герцена, «Россия будущего».

Кружки Станкевича и Герцена

В начале 30-х годов в Московском университете мыслящее и стремящееся к умственному и нравственному развитию студенчество группировалось около двух центральных кружков – Станкевича и Герцена. Кружок Станкевича состоял из лиц, интересовавшихся главным образом вопросами этики и философии, и развивался под влиянием шеллингианских идей, проповедовавшихся профессорами Павловым, у которого Станкевич и жил, и Надеждиным. К кружку Станкевича принадлежали тогда, между прочим, Белинский – с одной стороны, Константин Аксаков – с другой. Впоследствии к ним примкнули: Бакунин, Боткин, Катков, Грановский (за границей), отчасти (через Аксакова) Юрий Самарин – все звезды первой величины в последующей истории русской интеллигенции.

Кружок Герцена состоял из лиц, стремившихся главным образом к разрешению политических и социальных проблем. К ним принадлежали Огарев, Сатин, Кетчер, Пассек и др. Самым блестящим лицом этого кружка был, конечно, сам Герцен, дружный и вполне единомышленный с детских лет с Огаревым. Этот кружок считал себя прямым наследником декабристов и через них идей французской философии и французской революции XVIII в. Из современных умственных европейских течений они увлекались в особенности социалистическими идеями Сен-Симона и его последователей.

Кружок Герцена рано распался или, точнее говоря, был раскассирован правительством. Члены его тотчас же по окончании курса в университете, после одной пирушки, на которой пелись революционные песни, были арестованы, просидели по нескольку месяцев под арестом и затем были разосланы в разные глухие губернии в ссылку. Сам Герцен время с 1833 по 1839 г. провел сперва в Перми и Вятке, потом во Владимире. Когда он вернулся в Москву, он застал в полном расцвете господство гегельянской философии в верхних слоях московской интеллигенции, и ему самому ничего не оставалось, как приняться за ее изучение и примкнуть к лицам, воспитавшимся в кружке Станкевича, который сам в это время умирал за границей двадцати семи лет от роду.

Критический монистический идеализм в новейшей западной философии идет от Канта и через Фихте переходит к Шеллингу; в России же ознакомление с германским идеализмом началось, как мы видели, с Шеллинга; знакомство с Кантом было распространено в начале XIX в. довольно мало. Но, принявшись вплотную за изучение германской философии, члены кружка Станкевича перешли и к Канту, увидев, что с ней необходимо более основательное знакомство как с первоисточником новейшей философской мысли.

В это время как раз к ним присоединился Бакунин, который получил свое образование дома, а потом в артиллерийском училище, но имел от природы необыкновенные способности к диалектическому мышлению и к философии вообще и еще в то время, когда был в корпусе, получил к ней интерес благодаря чтению статей Веневитинова и знакомству с курсом истории и теории словесности Лагарпа, в последних томах которого изложены системы Локка и Кондильяка. Когда Бакунин познакомился со Станкевичем, оба они заинтересовались Фихте и Кантом и принялись за изучение «Критики чистого разума». Но Кант их не особенно увлекал, и они гораздо с большим увлечением остановились на Фихте. Дело в том, что у Фихте кроме его знаменитой теории познания, составлявшей основу его философской системы, была другая сторона, более их привлекавшая. Фихте являлся одним из вождей германского возрождения; его участие в этом движении выражалось в том, что он популяризировал выводы идеалистической философии и, опираясь на идеи философии, подходил с ними к разрешению тогдашних германских мировых этических и политических вопросов.

Бакунин в особенности заинтересовался его нравственно-философскими сочинениями («О назначении человека», «О назначении ученых» и в особенности «Anweisung zum seligen Leben») и начал переводить эти сочинения Фихте на русский язык.

Виссарион Белинский

Увлечение Бакунина Фихте передалось и Белинскому, который начал свое знакомство с германской философией вместе со Станкевичем с Шеллинга.

Надо сказать, что Белинский не владел немецким языком и получил знакомство с германскими философами в словесной передаче своих друзей. В 1836 г. он перешел с Бакуниным от Шеллинга к Фихте. И статьи Белинского в «Телескопе», напечатанные в нем в 1836 г., носят отпечаток этого увлечения возвышенным идеализмом Фихте, ставившим себе главным образом нравственные задачи. Но от Фихте Бакунин и другие товарищи Белинского очень скоро перешли к Гегелю, и конец 30-х годов как раз является началом проникновения в Россию гегельянства.

Начала гегельянской философии опять-таки были сообщены Белинскому его друзьями (Бакуниным и Катковым) в виде кратких выводов, и то обстоятельство, что Белинский лично не мог с нею знакомиться, сообщало его сведениям отрывочный и поверхностный характер. Сам Белинский, по отзывам всех, знавших его, был человеком в высшей степени одаренным тонкой философской организацией, но, к сожалению, не владея языками, мог усваивать отвлеченные положения германской философии только поверхностно. Это повело к превратному пониманию Гегеля. Бакунин тоже проштудировал Гегеля на первый раз довольно поверхностно, хотя и владел немецким языком совершенно свободно.

Очень важное для дальнейшего развития миросозерцания Белинского обстоятельство заключалось в неверно понятом положении гегелевой логики: «Все действительное – разумно».

В сущности говоря, Бакунин впервые заимствовал это положение из «Философии права» Гегеля, растолковав его по-своему; в логике же Гегеля эта фраза имела лишь то значение, что все, что существует в действительности, отражается в человеческом разуме и для нас существует в том виде, в каком мы все это воспринимаем через свой разум.

Портрет Виссариона Белинского. Художник К. Горбунов, 1843

Между тем Белинский и Бакунин сделали отсюда тот вывод, что раз все действительное разумно, – значит, все существующее знает разумную цель.

Поэтому они – как и в Германии некоторые гегельянцы – стали рассматривать всю современную действительность с консервативной точки зрения, стали стремиться к оправданию всего существующего. И Белинский, как человек особенно склонный к крайним выводам и к быстрому их доведению до логического конца, прямо выступил с апологией существовавшего тогда в России социального и политического строя. Поэтому в его статьях конца 30-х годов (1838–1840) можно видеть изображение русской действительности, довольно близкое к тому изображению, какое мы находим у тогдашних официальных защитников правительства в их органе «Москвитянин», с которым впоследствии Белинский так горячо полемизировал.

Конечно, для Белинского такое увлечение не могло продолжаться долго, потому что он был человеком живым, чутким и благородным; он скоро заметил, в какой компании оказался он и его друзья и в какой тупик завело его упрощенное понимание гегелевской философии. Тем страстнее и резче отказался он от этого своего увлечения. Но, разочаровавшись в тех данных, которые он получил из гегелевской философии благодаря неправильному ее толкованию, он, вместо того чтобы лучше ее продумать, с азартом от нее отказался и ударился в другую крайность, именно: решил, что немецкая идеалистическая философия может только завести человека в тупик и что поэтому гораздо лучше обратиться к тем положительным социальным учениям, которые давала французская политическая литература того времени.

Этому как раз соответствовало его сближение с возвратившимся из ссылки Герценом. Это сближение сильно отразилось на направлении всей дальнейшей литературной деятельности Белинского, который как раз в это время перенес свою деятельность из Москвы в Петербург и основался в «Отечественных записках» Краевского.

Вскоре он узнал к тому же, что и друг его, М. А. Бакунин, уехавший в 1840 г. за границу и перед отъездом с ним поссорившийся, в Берлине при более глубоком изучении гегелевской философии не только освободился от искаженного ее понимания, но и отказался от правого консервативного крыла ее последователей и, примкнув к левому крылу гегельянцев, сделался одним из ярких представителей монистического материализма.

Дальнейшая литературная деятельность Белинского получила огромное значение в истории русской интеллигенции: журналы Белинского «Отечественные записки», а потом «Современник» сделались наиболее читаемыми журналами, и Белинский явился в 40-х годах настоящим властителем дум молодого поколения.

В этой его деятельности получили преобладание уже не идеи германской философии, а идеи тех социальных и политических доктрин, которые он при содействии Герцена и самостоятельно усвоил себе в то время из французской литературы.

Я не буду останавливаться подробно на деятельности Белинского, так как большинству из вас, я думаю, она хорошо известна, но укажу только, что миросозерцание Белинского в то время сделалось еще более ярко враждебным тогдашней системе официальной народности, которая выражалась «Москвитянином», издававшимся Погодиным при участии Шевырева в Москве.

Однако Белинскому пришлось иметь дело не только с погодинским «Москвитянином»; в середине 40-х годов выступили с определенной формулировкой своих взглядов и московские славянофилы, в числе которых были представители двух разных поколений: с одной стороны, примыкавшие к кружку «любомудров» 20-х годов братья Киреевские, Хомяков и Кошелев, с другой стороны – прежние товарищи самого Белинского, люди, входившие в кружок Станкевича или к нему примыкавшие, как Константин Аксаков и Юрий Самарин. Это все были люди чистые и вполне порядочные, выработавшие свою цельную и стройную систему, свою оригинальную историософию, которая, так же как чаадаевская, опиралась на теологические основы и, так же как чаадаевская, выдвигала на первый план и подчеркивала противоречия и несогласие в развитии двух разных миров современного человечества: западного – германо-романского и восточного – византийско-славянского, или греко-российского. Но, в прямую противоположность Чаадаеву, они крайне идеализировали весь ход развития русского славянского мира и относились совершенно отрицательно ко всей западноевропейской культуре.

По их представлению, православная вера и русский народ сохранили во всей чистоте начало древнего духовного христианства, а на Западе оно исказилось умствованиями католицизма, авторитетом пап и преобладанием материальной культуры над духовной. Последовательное развитие этих начал привело, по их мнению, логически сперва к протестантизму, а затем и к новейшему материализму и отрицанию откровения и истин христианской веры.

Идеализируя ход развития Русского государства и общества, славянофилы утверждали, что у нас и государство, и общество развивались будто бы на началах свободы, на господстве демократических общинных начал, тогда как на Западе государство и сложившиеся там формы общества развились на началах насилия, порабощения одних народов и классов другими, откуда возникло феодальное, аристократическое начало личного феодального землевладения и обезземеления масс.

В учении славянофилов были, конечно, точки соприкосновения с учениями школы официальной народности, но были и коренные различия, приводившие их к требованию полной свободы слова и вероисповедания и полной независимости от государства личного, общинного и церковного быта, что и было сформулировано впоследствии Константином Аксаковым в его записке императору Александру II, где он провозгласил известную славянофильскую политическую формулу: «Сила власти – царю, сила мнения – народу».

Несмотря на все это, Белинский столь же резко и страстно обрушивался на славянофилов, как и на представителей официальной народности; особенно после попытки первых (неудачной и кратковременной) взять под свою редакцию погодинский «Москвитянин» в 1845 г.

Относясь к славянофилам с полной нетерпимостью, Белинский порицал своих единомышленников – московских западников Грановского и Герцена – за их мягкое отношение к славянофилам и в особенности за согласие их давать свои статьи в славянофильские сборники. Сам Белинский решительно отрицал возможность такого соучастия и про себя говорил: «Я жид по натуре и с филистимлянином за одним столом есть не могу».

Цензурные условия в то время были таковы, что свои идеи западникам приходилось проводить между строк, а славянофилы, которые к этому не были склонны, так и не могли образовать своего сколько-нибудь постоянного органа в 40-х годах, так что дебаты, которые они вели, в значительной мере происходили или в частных домах, или в сборниках, которые выходили спорадически; так, «Московский сборник» славянофилов вышел в 1846 и 1847 гг. и повторился в 1852 г., но к этому времени положение печати сделалось таково, что всякое дальнейшее обсуждение политических и социальных вопросов сделалось невозможным. В этом отношении решительную роль сыграла революция 1848 г.

Раскольники и сектанты при Николае I

С воцарением императора Николая коренным образом изменилось отношение правительства к раскольникам и в особенности к сектантам. Положение некоторых сект значительно изменилось в неблагоприятную сторону уже в последние годы царствования Александра под влиянием тех обскурантских и изуверских течений в сфере духовного ведомства, выразителями которых явились в это время юрьевский архимандрит Фотий и находившийся под его влиянием петербургский митрополит Серафим.

Хотя положение самого Фотия с восшествием на престол Николая изменилось в неблагоприятную для него сторону и хотя молодой император не обнаруживал никакой симпатии к православному изуверству и обскурантизму, однако же он отнесся с самого же начала совершенно отрицательно и к расколу, который, с одной стороны, являлся в его глазах нарушением установленного порядка в церкви, а с другой – неизбежно должен был вызвать против себя репрессивные меры правительства своим противоправительственным характером. Именно с этой последней точки зрения правительство императора Николая и оценивало степень зловредности и опасности отдельных раскольничьих толков и сект. С первых же лет царствования Николая круто изменилось к худшему положение тех духовных христиан, духоборцев и молокан, которые были поселены в значительном числе при императоре Александре на «молочных водах» в Таврической губернии и которые, несомненно, пользовались защитой и покровительством Александра и против сурового действовавшего закона, и против нетерпимости окружающего православного населения, проявлявшейся во многих местах. При Николае духоборцы и молокане (как субботники, так и воскресники) сразу были отнесены к числу вреднейших сект вследствие их антигосударственных тенденций. Замечательно, что при первых же попытках классификации различных толков и сект (с 1837 г.) духоборцы и молокане наравне с хлыстами и скопцами были отнесены к числу вреднейших сект и значились даже в этом разряде на первом месте – впереди хлыстов и скопцов. Это и понятно, потому что, с одной стороны, хлысты и скопцы заслоняли себя от преследований церкви наружным выполнением всех православных обрядов, с другой стороны, они не только молились за царя, но и легко устанавливали дружественные отношения с агентами царской власти, обладая значительными материальными средствами и пользуясь чрезвычайной подкупностью полиции и представителей духовной власти. Наоборот, духоборцы и молокане, не шедшие часто ни на какие компромиссы, отличавшиеся чистотой и безупречностью нравственной жизни, принадлежавшие главным образом к крестьянству и представлявшие в своих поселениях как бы своего рода государство в государстве, вызвали в конце концов против себя ожесточенные преследования и гонения правительства, причем немалую роль сыграли и агенты учрежденного в 1826 г. III отделения собственной его величества канцелярий. Уже в 1826 г. император Николай высказал весьма определенный взгляд, что сектантов (по крайней мере, наиболее упорных и активных из них) следует вместо мирного поселения на «молочных водах» отдавать в солдаты на Кавказ, а неспособных к военной службе – ссылать в Сибирь на поселение. В первый колебательный период царствования правительство не решалось, однако, резко изменить положение дел, сложившееся при Александре, какою-либо общею мерою; но во втором периоде – к началу 40-х годов – пускаются в ход уже и общие меры: в 1839, 1840, 1841 гг. происходит полное уничтожение поселений духоборцев и молокан на «молочных водах», и они массами высылаются в Закавказье, а наиболее активные из них ссылаются в Сибирь и отдаются в солдаты. 21 мая 1841 г. издан был высочайший указ, в котором император Николай торжественно объявил, что он признает одною из величайших обязанностей своих, наложенных на него Провидением, охрану «ненарушимости прародительские православные веры» в своих верноподданных и потому возвещал целый ряд репрессивных мер против лиц, отпавших от православия, причем, между прочим, впервые упоминалось о том, что малолетние дети лиц, сосланных за религиозные преступления, будут устраиваться по особым устремлениям верховной власти.

Правительство убедилось к этому времени, что все частные репрессивные меры, принимавшиеся в изобилии против раскольников и сектантов, в конце концов не достигали цели и что, несмотря на многочисленные наружные присоединения к единоверию и даже прямо к православию многих раскольников, общее число раскольников и сектантов отнюдь не уменьшается и даже, наоборот, во многих местах растет, причем появляются все новые и новые секты. Поэтому решено было предпринять систематическое изучение раскола и сектантства на местах с целью установления затем наиболее рациональных и радикальных мер борьбы с ним. Изучение это, хотя и было облачено в самые конспиративные формы, поставлено было, однако же, довольно широко и основательно, причем в числе довольно многочисленного персонала образованных министерских чиновников, употребленных в дело, были такие лица, как Ю. Ф. Самарин (в Риге), И. С. Аксаков (в Ярославской губернии и на юге) и др., а в центре всего дела в Петербурге поставлен был отставной проф. Н.И. Надеждин, бывший до 1836 г. редактором «Телескопа» и после того перенесший ссылку в Вологду, а затем поступивший на службу в Министерство внутренних дел (при министре Л.А. Перовском). Материалы, собранные этими исследователями на местах, имеют, несомненно, большую ценность – по крайней мере, некоторые из них, – но, к сожалению, они мало подверглись обработке и еще меньше – опубликованию . По классификации, принятой правительством с 1842 г., раскольники и сектанты делились на вреднейших, вредных и менее вредных. Менее вредными считались поповцы, или приемлющие священство, – их число, по официальным ведомостям, было более значительно ввиду того, что они менее скрывались; вредными считались те беспоповцы (т. е. не приемлющие священства), которые признавали брак и молились за царя. По отношению к обеим этим группам правительство считало своею задачей не уничтожение их, а только борьбу с их распространением. Вреднейшими считались те беспоповцы, которые отрицали брак и отказывались молиться за царя и число которых, несомненно, в десятки и сотни раз превышало данные, представляемые в ведомостях, а затем все сектанты, начиная с молокан, духоборцев, иконоборцев, субботников, жидовствующих и т. п. и кончая хлыстами разных категорий и скопцами. Число сектантов, отмечавшееся в ведомостях по отдельным губерниям единицами, десятками, редко сотнями и еще реже немногими тысячами, на самом деле считалось в некоторых губерниях, как я уже сказал, десятками и даже сотнями тысяч. В общем, вероятно, их было в России и в 40-х годах не менее миллиона душ. В сущности, хотя правительство в отношении этих «вреднейших», по его терминологии, сект ставило своей задачей полное их уничтожение, на самом деле преследования не вели к цели и число сектантов нимало не уменьшалось, а настроение их по отношению к правительству и агентам власти становилось все более и более враждебным. И это относится также и к раскольникам даже и тех толков, которые считались наименее вредными, и прежде всего к поповцам. При Екатерине поповцы получили возможность открыто устраивать и содержать собственные монастыри и скиты, в особенности в указанной самим правительством местности – по р. Иргизу в Саратовской губернии. Главным недостатком в своем быту они считали отсутствие у них собственных епископов, благодаря чему им приходилось пользоваться лишь услугами беглых попов и даже расстриг, т. е. лишенных сана православных священников, если эти последние соглашались принять старообрядчество. Правительство со времен митрополита Платона, пытавшегося добиться воссоединения раскольников при помощи единоверческих церквей, стремилось именно этим путем привлечь в лоно православной церкви старообрядцев-поповцев; но, не желая их раздражать и насиловать, оно смотрело сквозь пальцы и на беглых попов, которые в начале XIX в. чрезвычайно размножились. Николай Павлович не счел, однако же, возможным мириться со столь явным нарушением установленного порядка и стал энергически преследовать беглых попов. Тогда среди раскольников усилилось стремление добиться установления правильного рукоположения старообрядческих священников, для чего им необходимо было добыть себе настоящих старообрядческих архиереев. Сохранилось предание, что подобный совет (или намек) они получили от самого шефа жандармов Бенкендорфа; но когда им удалось наконец всякими правдами и неправдами добыть себе в Константинополе заштатного митрополита Амвросия и водворить его на кафедру с разрешения австрийского правительства в Белой Кринице, в Буковине (1847 г.), то русское правительство уже через год потребовало от австрийского (которое в то время выслушивало все требования императора Николая с особой почтительностью), чтобы Амвросий был немедленно устранен и выслан, причем оно добилось без труда и от константинопольского патриарха извержения Амвросия (ранее уже бывшего под судом) из сана. Однако Амвросий до своего удаления из Буковины успел посвятить нескольких епископов, которые могли теперь рукополагать священников для старообрядцев, не жалевших денег на содержание этой новой иерархии. Русское правительство ловило и заключало в монастырские тюрьмы и этих новых иерархов, и поставленных ими священников наравне с беглыми попами; но от этого только усиливалось в старообрядцах враждебное отношение к власти, и параллельно с фиктивными присоединениями наиболее слабых из них к единоверию и даже к православию наиболее упорные элементы присоединялись, наоборот, к более вредным, с точки зрения правительства, беспоповщинским толкам и сектам. Гонение на раскольников вызвало даже возникновение новых непримиримых сект, например, секты «странников», которая возводила в принцип и догмат отказ от паспортов и всякого повиновения начальству, на которое она смотрела как на антихристовых слуг. Таким образом, к концу царствования Николая, вследствие той упорной борьбы, которую правительство вело с раскольниками и сектантами, не только число тех и других отнюдь не уменьшилось, но и враждебное отношение их к органам власти и ко всякой государственности, несомненно, резко обострилось.

Число судебных дел и суровых судебных приговоров против раскольников всякого рода росло из года в год; по официальным данным, число ежегодно постановляемых судебных приговоров против раскольников в 1847–1852 гг. было уже свыше 500 в год, а число лиц, состоявших под судом за принадлежность к расколу, в это пятилетие достигло 26456.

Таким образом, пропасть между правительственной и народной идеологией росла и расширялась в течение этого царствования, пожалуй, еще в больших размерах, нежели пропасть между правительством и интеллигенцией того времени.

Следы их имеются в VIII томе «Истории Министерства внутренних дел» Н. Варадинова (СПб., 1863) и в известном исследовании Н. И. Надеждина о скопцах, представляющем большую библиографическую редкость. Срав. также «И. С. Аксаков в его письмах», т. П. М., 1888 (письма 1848–1851 гг.).

Провал попытки декабристов изменить общественный строй в России и последовавший за этим разгул полицейской реакции ослабил революционные настроения в обществе, но не уничтожил их полностью. Вопреки надеждам царедворцев социальная активность постепенно оживлялась. Антиправительственная мысль сосредоточилась в характерной организационной форме – кружках. Немногочисленные собрания студентов, чиновников, офицеров и интеллигентов-разночинцев группировались не только в столицах, но и провинциальных городах.

Власти преследовали в первую очередь представителей радикального общественного движения. От либералов их отличало признание необходимости революции. В Москве и провинции полиция и жандармы не столь рьяно выискивали противников самодержавия, поэтому в 20-50-е годы XIX в. там возникло большинство кружков радикальной направленности.

Зарождение и развитие радикальных революционных идей в России Николая I

Поражение декабристов не ввергло российское интеллектуальное общество в уныние и застой. Напротив, в жесткую и реакционную эпоху Николая I радикально настроенная разночинная молодежь с энтузиазмом стремилась продолжить дело декабристов. Рождались новые идеи единения с народом на основе, набирающей в Европе популярность социалистической революционной теории. Времена правления Николая «Палкина» были нелегкими, но весьма плодотворными для русской радикальной общественной мысли.