Преступление и наказание сны. Сны в романе Достоевского «Преступление и наказание

…Он забылся; странным показалось ему, что он не помнит, как мог он очутиться на улице. Был уже поздний вечер. Сумерки сгущались, полная луна светлела всё ярче и ярче; но как-то особенно душно было в воздухе. Люди толпой шли по улицам; ремесленники и занятые люди расходились по домам, другие гуляли; пахло известью, пылью, стоячею водой. Раскольников шел грустный и озабоченный: он очень хорошо помнил, что вышел из дому с каким-то намерением, что надо было что-то сделать и поспешить, но что именно - он позабыл. Вдруг он остановился и увидел, что на другой стороне улицы, на тротуаре, стоит человек и машет ему рукой. Он пошел к нему через улицу, но вдруг этот человек повернулся и пошел как ни в чем не бывало, опустив голову, не оборачиваясь и не подавая вида, что звал его. «Да полно, звал ли он?» - подумал Раскольников, однако ж стал догонять. Не доходя шагов десяти, он вдруг узнал его и - испугался; это был давешний мещанин , в таком же халате и так же сгорбленный. Раскольников шел издали; сердце его стукало; повернули в переулок - тот всё не оборачивался. «Знает ли он, что я за ним иду?» - думал Раскольников. Мещанин вошел в ворота одного большого дома. Раскольников поскорей подошел к воротам и стал глядеть: не оглянется ли он и не позовет ли его? В самом деле, пройдя всю подворотню и уже выходя во двор, тот вдруг обернулся и опять точно как будто махнул ему. Раскольников тотчас же прошел подворотню, но во дворе мещанина уж не было. Стало быть, он вошел тут сейчас на первую лестницу. Раскольников бросился за ним. В самом деле, двумя лестницами выше слышались еще чьи-то мерные, неспешные шаги. Странно, лестница была как будто знакомая! Вон окно в первом этаже; грустно и таинственно проходил сквозь стекла лунный свет; вот и второй этаж. Ба! Это та самая квартира, в которой работники мазали … Как же он не узнал тотчас? Шаги впереди идущего человека затихли: стало быть, он остановился или где-нибудь спрятался». Вот и третий этаж; идти ли дальше? И какая там тишина, даже страшно… Но он пошел. Шум его собственных шагов его пугал и тревожил. Боже, как темно! Мещанин, верно, тут где-нибудь притаился в углу. А! квартира отворена настежь на лестницу; он подумал и вошел. В передней было очень темно и пусто, ни души, как будто всё вынесли; тихонько, на цыпочках прошел он в гостиную: вся комната была ярко облита лунным светом; всё тут по-прежнему: стулья, зеркало, желтый диван и картинки в рамках. Огромный, круглый, медно-красный месяц глядел прямо в окна. «Это от месяца такая тишина, - подумал Раскольников, - он, верно, теперь загадку загадывает». Он стоял и ждал, долго ждал, и чем тише был месяц, тем сильнее стукало его сердце, даже больно становилось. И всё тишина. Вдруг послышался мгновенный сухой треск, как будто сломали лучинку, и всё опять замерло. Проснувшаяся муха вдруг с налета ударилась об стекло и жалобно зажужжала. В самую эту минуту, и углу, между маленьким шкапом и окном, он разглядел как будто висящий на стене салоп. «Зачем тут салоп? - подумал он, - ведь его прежде не было…» Он подошел потихоньку и догадался, что за салопом как будто кто-то прячется. Осторожно отвел он рукою салоп и увидал, что тут стоит стул, а на стуле в уголку сидит старушонка, вся скрючившись и наклонив голову, так что он никак не мог разглядеть лица, но это была она. Он постоял над ней: «боится!» - подумал он, тихонько высвободил из петли топор и ударил старуху по темени, раз и другой. Но странно: она даже и не шевельнулась от ударов, точно деревянная. Он испугался, нагнулся ближе и стал ее разглядывать; но и она еще ниже нагнула голову. Он пригнулся тогда совсем к полу и заглянул ей снизу в лицо, заглянул и помертвел: старушонка сидела и смеялась, - так и заливалась тихим, неслышным смехом, из всех сил крепясь, чтоб он ее не услышал. Вдруг ему показалось, что дверь из спальни чуть-чуть приотворилась и что там тоже как будто засмеялись и шепчутся. Бешенство одолело его: изо всей силы начал он бить старуху но голове, но с каждым ударом топора смех и шепот из спальни раздавались всё сильнее и слышнее, а старушонка так вся и колыхалась от хохота . Он бросился бежать, но вся прихожая уже полна людей, двери на лестнице отворены настежь, и на площадке, на лестнице и туда вниз - всё люди, голова с головой, все смотрят, - но все притаились и ждут, молчат… Сердце его стеснилось, ноги не движутся, приросли… Он хотел вскрикнуть и - проснулся.

Преступление и наказание. Художественный фильм 1969 г. 1 серия

Он тяжело перевел дыхание, - но странно, сон как будто всё еще продолжался: дверь его была отворена настежь, и на пороге стоял совсем незнакомый ему человек и пристально его разглядывал…

Ф. М. Достоевский «Преступление и наказание», часть 3, глава VI. Читайте также статьи:

Глубокий психологизм романов Ф. М. Достоевского заключается в том, что их герои попадают в сложные, экстремальные жизненные ситуации, в которых обнажается их внутренняя сущность, открываются глубины психологии, скрытые конфликты, противоречия в душе, неоднозначность и парадок сальность внутреннего мира. Для отражения психологического состояния главного героя в романе “Преступление и наказание” автор использовал разнообразные художественные приемы, среди которых немаловажную роль играют сны, так как в бессознательном состоянии человек становится самим собой, теряет все наносное, чужое и, таким образом, свободнее проявляются его мысли и чувства.
На протяжении практически всего романа в душе главного героя, Родиона Раскольникова, происходит конфликт, и эти внутренние противоречия обусловливают его странное состояние: герой настолько погружен в себя, что для него грань между мечтой и реальностью, между сном и действительностью смазывается, воспаленный мозг рождает бред, и герой впадает в апатию, полусон-полубред, поэтому о некоторых снах трудно сказать, сон это или бред, игра воображения. Однако в романе также существуют яркие, четкие описания снов Раскольникова, способствующие раскрытию образа главного героя, углублению психологической стороны романа. Так, первый сон Раскольников видит незадолго до убийства, заснув в кустах в парке после “пробы” и тяжелой встречи с Мармеладовым. Сон также тяжелый, мучительный, изматывающий и необыкновенно богатый символами: Раскольников-мальчик любит ходить в церковь, олицетворяющую небесное начало на земле, то есть духовность, нравственную чистоту и совершенство; однако дорога в церковь проходит мимо кабака, который мальчик не любит; кабак - это то жуткое, мирское, земное, что губит в человеке человека. В сцене у кабака - убийстве беспомощной лошаденки толпой пьяных хулиганов - маленький Раскольников пытается защитить несчастное животное, кричит, плачет; здесь видно, что по своей природе он вовсе не жесток, беспощадность и презрение к чужой жизни, даже лошадиной, ему чужды и возможное насилие над человеческой личностью для него омерзительно, противоестественно. Знаменательно, что после этого сна Раскольников долгое время снов не видит, если не считать видения накануне убийства - пустыня и в ней оазис с голубой водой; здесь используется традиционная символика цвета: голубой - цвет чистоты и надежды, возвышающий человека; Раскольников хочет напиться, значит, для него еще не все потеряно, есть возможность отказаться от “эксперимента над собой”. В еще более болезненном состоянии (в лихорадке) герой слышит, как Илья Петрович якобы избивает квартирную хозяйку; но это скорее можно назвать слуховыми галлюцинациями или действительно бредом, если учесть повышенную температуру, нервное расстройство и общее раздраженное состояние Раскольникова.
Положение снов в ткани романа тонко продумано, оно позволяет автору сделать нужные акценты в нужных местах. Так, второй сон Раскольников видит непосредственно перед приходом Свидригайлова, образа демонического и своеобразно олицетворяющего зло. Сон этот, как и первый, кошмарный: старуха-процентщица смеется в ответ на попытки Раскольникова убить ее. Достоевский нагнетает, сгущает краски: смех у старухи “зловещий”, гомон толпы за дверью явно недоброжелательный, злобный, насмешливый; сон четко и достоверно отражает состояние взволнованной, отчаявшейся, мятущейся души героя, особенно усилившееся после провала “эксперимента над собой”. Раскольников оказывается не Наполеоном, не властелином, имеющим право с легкостью переступать через чужие жизни ради достижения своей цели; муки совести и страх разоблачения делают его жалким, и смех старухи - это смех и торжество зла над не сумевшим убить в себе совесть Раскольниковым.
Последний сон главный герой видит на каторге, уже на пути к нравственному возрождению, глядя на свою теорию другими глазами. Этот сон можно трактовать по-разному; здесь несомненны апокалиптические черты, описание конца света как результата развития теории Раскольникова (или скорее Лужина, потому что теория Лужина - гиперболизированно-гротескный вариант теории Раскольникова). Так же четко прослеживается появление Достоевского с социалистами, в то время призывавшими к революции как к единственно правильному выходу из сложившегося кризиса; писатель пророчески описывает ужасные последствия такого пути развития, при котором люди, зараженные “язвой” - гордыней, не уважая и не замечая других, дачинают бороться за свои “права”, пытаются лезть наверх, считая свою теорию единственно верной. В этом сне Раскольников смотрит на свою теорию по-новому, видит ее антигуманность и расценивает ее уже как возможную причину возникновения ситуации, угрожающей по своим последствиям. Таким образом, происходит переосмысление героем смысла жизни, изменение его мировоззрения, постепенное приближение к духовному совершенству - то есть совершается нравственное возрождение Раскольникова, трудное, болезненное, но все же очистительное и светлое, купленное ценой страдания, а ведь именно через страдание, по мнению Достоевского, человек может прийти к настоящему счастью.
Многие русские писатели и до и после Достоевского использовали сны как художественный прием, но вряд ли кто-либо из них смог так глубоко, тонко и ярко описать психологическое состояние героя посредством изображения его сна. Сны в романе имеют разное содержание, настроение и художественную микрофункцию (функцию в данном эпизоде произведения), но общее назначение художественных средств, использованных Достоевским в романе, одно: наиболее полное раскрытие основной идеи произведения - опровержения теории, убивающей в человеке человека при осознании этим человеком возможности убийства им другого человека.

Так же люди думают, что во сне мы видим то, о чём думаем, то чего желаем, о чём мечтаем, чего ждём… Сны - очень важная часть нашей жизни. Иногда они мелькают где-то на периферии сознания, а иногда изумляют своей яркостью или неожиданной мудростью. Гораздо удивительнее другое – мы видим их каждую ночь, да еще и не по одному, а штук по пять. Наверняка не все согласятся, и зря. На самом деле мы просто их не помним. Это зависит не от памяти, а от отношения к снам, точнее, к тому, что они нам показывают. Если человек считает их полной ерундой, то и сны его с наступлением утра, скорее всего, забудутся. Много работающие и физически устающие люди обычно спят, «как убитые» и снов своих тоже почти не помнят.

Например, В романе “Преступление и наказание” автор использовал разнообразные художественные приемы, среди которых немаловажную роль играют сны, так как в бессознательном состоянии человек становится самим собой, теряет все, и, таким образом, свободнее проявляются его мысли и чувства.

Однако в романе также существуют яркие, четкие описания снов Раскольникова, способствующие раскрытию образа главного героя, углублению психологической стороны романа. Так, первый сон Раскольников видит незадолго до убийства, заснув в кустах в парке после “пробы” и тяжелой встречи с Мармеладовым. Сон также тяжелый, мучительный, изматывающий и необыкновенно богатый символами: Раскольников-мальчик любит ходить в церковь, олицетворяющую небесное начало на земле, то есть духовность, нравственную чистоту и совершенство; однако дорога в церковь проходит мимо кабака, который мальчик не любит; кабак - это то жуткое, мирское, земное, что губит в человеке человека. В сцене у кабака - убийство беспомощной лошаденки толпой пьяных хулиганов - маленький Раскольников пытается защитить несчастное животное, кричит, плачет; здесь видно, что по своей природе он вовсе не жесток, беспощадность и презрение к чужой жизни, даже лошадиной, ему чужды и возможное насилие над человеческой личностью для него омерзительно, противоестественно. Знаменательно, что после этого сна Раскольников долгое время снов не видит, если не считать видения накануне убийства. Пустыня и в ней оазис с голубой водой; здесь используется традиционная символика цвета: голубой - цвет чистоты и надежды, возвышающий человека; Раскольников хочет напиться, значит, для него еще не все потеряно, есть возможность отказаться от “эксперимента над собой”. В еще более болезненном состоянии (в лихорадке) герой слышит, как Илья Петрович якобы избивает квартирную хозяйку.

Роль сна в произведениях Достоевского отлична от пушкинской. Мы можем ясно увидеть это, рассмотрев его роман "Преступление и наказание".

Описание сна, привидевшегося Родиону Романовичу Раскольникову в вечер накануне убийства старухи-процентщицы, является одним из ключевых моментов сюжета "Преступления и наказания".

На первый взгляд, этот уход в бессознательное на время вырывает героя из рамок окружающей действительности, в которой начинает развиваться придуманный им страшный план, и дает бедному студенту небольшую передышку от той болезненной лихорадки, в которую он загнал себя своей сумасбродной идеей. Поначалу кажется, что очутившись в непривычной обстановке Островов, в окружении зелени, свежести цветов, вместо обычной городской пыли, известки и "теснящихся домов" Родион и вправду чудесным образом избавляется "от этих чар", от колдовства, от наваждения и погружается в мир своего детства. Когда герой с душевной теплотой вспоминает бедную маленькую городскую церковь, с зеленым куполом и "старинные в ней образа", и "станинного священника с дрожащей головой", и свое собственное невероятно трогательное благоговение перед "маленькой могилкой меньшего братика, умершего шести месяцев, которого он совсем не знал и не мог помнить", нам кажется, что из-под наносного, рожденного жизненными обстоятельствами, в нынешнем Раскольникове, нищем студенте и обитателе трущоб, воскреснет душа ребенка, неспособного не только убить человека, но спокойно смотреть на убийство лошади. Таким образом, весь смысл эпизода заключается в раскрытии истинного душевного состояния героя, который, пробудившись, даже обращается с молитвой к Богу: "Господи, покажи мне мой путь, и я отрешусь от этой проклятой моей мечты". Однако, буквально через сутки, Раскольников все-таки приведет в исполнение свой страшный замысел, а Достоевский почему-то не дает читателю забыть об этом первом сне своего персонажа практически до самого конца романа: как круги, расходящиеся по воде от брошенного камня или отголоски произнесенной вслух фразы по всему тексту "Преступления и наказания" разбросаны мельчайшие образы, вновь и вновь возвращающие его к содержанию сна. То, спрятав под камень украденные у старухи драгоценности, Раскольников возвращается домой, дрожа, как загнанная лошадь, и ему мерещится, что помощник квартирного надзирателя Илья Петрович бьет на лестнице его квартирную хозяйку, то с криком: "Уездили клячу!" - умирает Катерина Ивановна Мармеладова. Все эти мимолетные указания звучат, как назойливая нота, однако не раскрывают глубокой символики загадочного сна.

Вернемся к обстоятельствам, в которых это сновидение возникает в воспаленном мозгу Раскольникова. Пытаясь избавиться от навязчивой идеи, герой пытается уйти подальше от дома: "Домой идти ему стало вдруг ужасно противно. (..,) и, он пошел, куда глаза глядят". Блуждая, таким образом, Родион Романович попадает в отдаленную часть Петербурга. Зелень и свежесть, - пишет Достоевский, - понравилась сначала его уставшим глазам. Тут не было ни духоты, ни вони, ни распивочных. Но скоро и эти новые, приятные ощущения перешли в болезненные и раздражающие.

Увы, смертельная обида слишком глубоко засела в сознании героя и выбить ее простой переменой обстановки не может.

Очевидно, что ужасная теория о разделении людей на "дрожащих тварей" и "имеющих право" скрывается не в Петербургских трущобах, а в сознании самого героя, и поэтому ожидаемого просветления во время прогулки по зеленым Островам, на самом деле не происходит. Все действия героя отличаются бессмысленным автоматизмом: "раз он остановился и пересчитал свои деньги, но вскоре забыл, для чего деньги вытащил из кармана", а впечатления об увиденном словно не доходят до его сознания, не оставляют в нем четкого цельного образа: "особенно занимали его цветы, он на них долго смотрел".

Настоящего просветления не происходит и после пробуждения героя - автор отмечает, что у Раскольникова было "смутно и темно на душе". Небольшое же облегчение и весьма кратковременное, наступившее в его душе, связано с принятием окончательного решения относительно его теории. Но что это было за решение?

"Пусть даже не никаких сомнений во всех этих расчетах, будь это все, что решено в этот месяц ясно, как день, справедливо, как арифметика. Господи! Ведь я все равно не решусь! Я ведь не вытерплю!" Итак, очевидно, что речь здесь идет не о раскаянии, но лишь о том, сможет ли смелый теоретик собственноручно привести в исполнение свой замысел. Сон играет с Раскольниковым злую шутку, словно предоставив ему, возможность совершить пробу пробы, после герой, в состоянии все того же автоматизма, и в самом деле отправляется к старухе-процентщице - для второй попытки.

Не случайно автор называет видение своего героя "страшным", "болезненным", "чудовищной картиной". При всей кажущейся обыденности этот первый в романе сон на самом деле даже более фантастичен, нежели другой, посетивший Раскольникова в финале третьей части, в которой черт снова приводит его в квартиру Алены Ивановны и из которого словно бы входит в повествование Свидригайлов.

Описание этого сна предваряется довольно неожиданным авторским рассуждением о том, что в "болезненном состоянии сны часто отличаются чрезвычайным сходством с действительностью. Картина, представившаяся герою сначала, тщательно "маскируется" под обыденную, реальную. Обманность и фантасмогоричность сновидения выражается здесь лишь в том, что оно правдивее реальности: "даже в памяти его она гораздо более изгладилась, чем представлялась теперь во сне".

Настроив читателя и героя на волну лирических воспоминаний, сон подбрасывает все новые и новые подробности - о черной пыли на дороге в кабак, о сахарной кутье на белом блюде, о старинных образах без окладов… . И лишь непосредственно после этого, как бы в продолжение той же мысли, начинается изложение самого сна: "И вот снится ему сон…".

Это вторая часть видения Раскольникова обладает собственной фантастикой: здесь маленькому мальчику неожиданно начинают казаться необычными самые обыденные вещи. На самом деле, что, например, такого в том, что в городском кабаке происходит гуляние - ведь описанные события происходят в "праздничный день", под вечер, а "толпа всякого сброду" занимается тем же, чем и всегда - горланит песни, пугая маленького Родю. Почему стоящая возле "кабацкого крыльца" телега названа "странной", если добавлено, что это одна из тех больших телег, в которую впрягают ломовых лошадей, за какими так любил наблюдать маленький мальчик.

Действительно, странным является, пожалуй, лишь то, что запряжена в нее маленькая такая, саврасая, крестьянская клячонка, какая обычно не мажет сдвинуть с места даже предназначенный для нее воз дров или сена и тогда ее бьют мужики кнутами, иной раз по морде и по глазам, на что всегда так жалобно смотреть сердобольному ребенку.

В последней части ведения Раскольникова, несомненно, нашли отражение черты придуманного им страшного плана. Ведь речь идет о возможности распоряжаться чужой жизнью - пусть пока жизнью лошади - и о критериях целесообразности, пользы, ожидаемой от существования окружающих. "А кобыленка эта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест". Насколько близким оказывается положение приснившейся студенту бедной лошади, и вполне реальной старухи-процентщицы, которая, по отзывам окружающих, есть ничто иное, как "глупая, бессмысленная, ничтожная, злая старушонка, никому не нужная, а напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собою умрет", чья жизнь стоит несравнимо меньше лошадиной, равняясь по ценности "жизни вши, таракана".

Сон Раскольникова, как своеобразная проба, передает мелкие детали будущего убийства: лошадку забивают ("топором ее, чего!" - кричит кто-то), по ее морде струится кровь. Миколку, на котором, как и после на Раскольникове, "нет креста", подзуживает целая толпа, так же как офицер и студент своим разговором в трактире подтверждают оценку, мысленно данную Родионом Романовичем старухе-процентщице, и убеждают его в справедливости собственных замыслов.

Таким образом, страшный сон Родиона Раскольникова, обладая многозначностью и символичностью, присущей сновидениям, является одновременно экскурсом в прошлое героя, отражением борьбы, которая в тот момент происходила в душе героя, и в то же время - предопределением, своеобразным планом, согласно которому ему предлагается действовать. И только нарушив условия этого навязчивого пророчества, герой сможет освободиться от чар и пут своей бесовской теории, чтобы затем, с течением времени, прийти к истинному понятию и воскресению.

Таким образом, теснейшая связь эпизодов текста, где все подхвачено чем-то, все в чем-то отразилось, позволяет применять к "Преступлению и наказанию" многоуровневое истолкование.

1. Первый уровень - исторический. Эпизод с избиением лошади во сне Раскольникова традиционно считается аллюзией на стихотворение Н. Некрасова "О погоде" (1859 г.).

Под жестокой рукой человека

Чуть жива, безобразно тоща,

Надрывается лошадь-калека,

Непосильную ношу таща.

Вот она зашаталась и стала

"Ну!" - погонщик полено схватил

(Показалось кнута ему мало) -

И уж бил ее, бил ее, бил!

Ноги, как-то расставив широко,

Вся, дымясь, оседая назад,

Лошадь только вздыхает глубоко

И глядела …(так люди глядят)

Покоряясь неправым нападкам,

Он опять: по спине, по бокам,

И вперед забежав, по лопаткам

И по плачущим, кротким глазам!

Все напрасно! Клячонка стояла.

Достоевский запомнил эти стихи на всю жизнь, он поразился фактом, изображенным в стихотворении Некрасова до такой степени, что счел необходимым продублировать сказанное Некрасовым в своем романе.

Достоевский, конечно, видел подобные сцены наяву, если счет нужным так явно, "сослаться" на произведение искусства, то, по-видимому, не потому, что поразился отраженным в нем фактам, а потому, что само произведение он увидел как некоторый новый факт бытия, действительно его поразивший. Некрасовское восприятие лошади, пытающейся стронуть непосильный воз, как бы олицетворяет страдание и несчастье этого мира, его несправедливость и безжалостность, мало того - само существование этой лошади, слабосильной и забитой - все это факты сна Раскольникова о состоянии мира. А вот что существует на самом деле: "… один пьяный, которого неизвестно почему и куда провозили в это время по улице в огромной телеге, запряженной огромною ломовою лошадью". Эта телега, на первых станицах романа "Преступление и наказание", словно выехала из сна Раскольникова.

Таким образом, адекватно воспринимается только телега, ее размеры, но не груз, и не сила лошади, в эту телегу впряженной.

Аналогом лошади из сна Раскольникова является в романе Катерина Ивановна, падающая под грузом своих нереальных бед и забот, которые очень велики, н сносимы (тем более, что Бог не отнимает своей руки, и когда приходит край - всегда находится помощник: Соня, Раскольников, Свидригайлов), а под грузом бед и забот ею себе романтически примысленных, а именно только от этих бед, оскорблений и скорбей, существующих только в воспаленном мозгу ее, она, в конце концов, и гибнет как "загнанная лошадь". Катерина Ивановна восклицает про себя: "Уездили клячу!". И, действительно, она мечется, отбивается от ужаса жизни из последних сил, как кляча из сна Раскольникова, но удары эти, попав на живых людей вокруг нее, часто бывают столь же сокрушительны, как удары копыт лошадей, раздробивших грудь Мармеладова.

2. Второй уровень - моральный. Он раскрывается при сопоставлении имен Миколки из сна и Николая (Миколая) - красильщика. На убийцу - Миколку Раскольников кидается с криками. Красильщик Николка возьмет на себя грех и вину убийцы Раскольникова, защитив его своим неожиданным "показанием" в самую страшную для него минуту от истязаний Порфирия Петровича и от вынужденного признания. На этом уровне раскрывается заветная мысль Достоевского о том, что все за всех виноваты, что есть только одно истинное отношение к греху ближнего - это взять его грех на себя, взять его преступление и вину на себя - хотя бы на время понести его бремя, чтобы он не пал в отчаяние от непосильной ноши, но увидел руку помощи и дорогу воскресения.

3. Третий уровень - аллегорический. Здесь разворачивается и дополняется мысль второго уровня: не только все за всех виноваты, но и все перед всеми виноваты. Истязатель и жертва в любой момент могут поменяться местами.

Во сне Раскольникова молодые, сытые, пьяные, развеселые люди убивают лошаденку - в действительности испитый и измученный Мармеладов гибнет под копытами молодых, сильных, кормленных, ухоженных лошадей. Причем, его гибель не менее страшна, чем гибель лошаденки: "Вся грудь его была исковеркана, измята, истерзана; несколько ребер с правой стороны изломано: "С левой стороны, на самом сердце, было зловещее, большое, желтовато-черное пятно, жестокий удар копытом. (…) раздавленного, защемило в колесо и тащило, вертя, шагов тридцать по мостовой".

4. Но наиболее важен для понимания смысла романа четвертый уровень - символический, именно на этом уровне связаны между собою в систему сны Раскольникова. Проснувшись после сна об убийстве лошадки, Раскольников говорит так, как будто все удары, обрушившиеся на несчастную лошадку, задели его.

Пожалуй, разрешение этого противоречия в следующих словах Раскольникова: "Да что же это я! - продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, - ведь я же знал, что этого я не вынесу, так что же я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту … пробу, ведь я вчера же понял совершенно, что я не вытерплю… Чего ж я теперь то? Чего ж я до сих пор сомневаюсь…".

"Я себя изучил". Он действительно и "лошаденка", и убийца - Миколка, требующий, чтобы запряженная в непосильную для него телегу лошадка "вскачь пошла".

Символ всадника на коне - известнейший христианский символ духа, управляющего плотью. Это его дух, своевольный и дерзкий, пытается принудить его натуру, его плоть, сделать то, что она не может, что ей претит, против чего она восстает.

Так он и скажет: "Ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…".

Именно об этом потом скажет Раскольникову Порфирий Петрович: "Он - то, положим, и солжет, то есть человек - то, частный - то случай - с, и солжет отлично, наихитрейшим манером: тут бы, кажется, и триумф, и наслаждайся плодами своего остроумия, а он хлоп! да в самом - то интересном, в самом скандальнейшем месте и упадет в обморок. Оно, положим, болезнь, духота тоже иной раз в комнатах бывает, да все-таки - с! Все-таки мысль подал! Солгал - то он бесподобно, а на натуру - то не сумел рассчитать".

Интересно, что эта мысль - о натуре, плоти, противящейся бесовству духа, у Достоевского - и от Пушкина.

В стихотворении "Какая ночь, мороз трескучий…" (1827г.), герой - всадник на коне, опричник, "кромешник удалой".

Спешит, летит он на свиданье.

В груди кипит желанье.

Он говорит: "Мой конь лихой,

Мой верный конь! Лети стрелой!

Скорей, скорей… Но конь ретивый

Вдруг размахнул плетеной гривой

ИМ стал. Во мгле между столпов

На перекладине дубовой

Качался труп. Ездок суровый

Под ним промчаться был готов,

Но борзый конь под плетью бьется,

Храпит, и фыркает, и бьется

Здесь как бы в картинку развернуто внутреннее борение человека, и удивительно, что грешить, преступать Божий закон человека побуждает именно дух, а плоть ужасается грехов духа. Впрочем, старцы говорили, что грехи плоти более безопасны, потому что смиряют человека, показывают ему немощь его, а вот грехи духовные воистину ужасны и отвратительны - тем именно, что часто допускают гордиться собой, и, значит, вязнуть и вязнуть в этой трясине.

Раскольников и Соня отправились в Сибирь – туда, где на берегу широкой, пустынной реки стоит город, один из административных центров России: в городе крепость, в крепости острог.

Судопроизводство по делу Раскольникова прошло без больших затруднений. Преступник твердо, точно и ясно поддерживал свое показание, не запутывая обстоятельств, не смягчая их в свою пользу, не искажая фактов, не забывая малейшей подробности.

Приговор оказался милостивее, чем можно было ожидать, судя по совершенному преступлению. Все странные и особенные обстоятельства дела были приняты во внимание… Болезненное и бедственное состояние преступника до совершения преступления. То, что он не воспользовался ограбленным. Обстоятельство нечаянного убийства Лизаветы даже послужило примером, подкрепляющим предположение о несовершенно здравом состоянии умственных способностей: человек совершает два убийства и в то же время забывает, что дверь стоит отпертая! Наконец, явка с повинною… Преступник был присужден к каторжной работе второго разряда на срок восьми лет.

Документальное фото. Заковывание каторжан в кандалы в царское время.

«Он смотрел на каторжных товарищей своих и удивлялся: как тоже все они любили жизнь, как они дорожили ею! Именно ему показалось, что в остроге ее еще более любят и ценят, и более дорожат ею, чем на свободе. Каких страшных мук и истязаний не перенесли иные из них, например бродяги! Неужели уж столько может для них значить один какой-нибудь луч солнца, дремучий лес, где-нибудь в неведомой глуши холодный ключ, отмеченный еще с третьего года и о свидании с которым бродяга мечтает, как о свидании с любовницей, видит его во сне, зеленую травку кругом его, поющую птичку в кусте?»

Документальное фото. Каторжане царского времени.

Его же самого не любили и избегали все. Его даже стали под конец ненавидеть. Презирали его, смеялись над его преступлением те, которые были гораздо его преступнее. «Ты барин! – говорили ему. – Тебе ли было с топором ходить; не барское вовсе дело». «Ты безбожник! Ты в бога не веруешь! – кричали ему. Убить тебя надо».

Причина тому есть… «Самый закоренелый и нераскаянный убийца все-таки знает, что он преступник, то есть по совести считает, что он нехорошо поступил, хоть и безо всякого раскаяния».

Неразрешим был для него ещё один вопрос: почему все они так полюбили Соню? Когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, – все снимали шапки, все кланялись: «Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!» – говорили эти грубые, клеймёные каторжные этому маленькому и худенькому созданию. Она улыбалась и откланивалась, и все они любили, когда она им улыбалась. Они любили даже ее походку, оборачивались посмотреть ей вслед, как она идёт, и хвалили её; хвалили её даже за то, что она такая маленькая, даже уж не знали, за что похвалить. К ней даже ходили лечиться.

Один год пребывания в каторге из восьми был мертвым:
без раскаяния за содеянный «промах простой».
«ОН БЫЛ БОЛЕН ОТ УЯЗВЛЁННОЙ ГОРДОСТИ».
Эрнст Неизвестный. Иллюстрации к «Преступлению и Наказанию».

О, как бы счастлив он был, если бы мог сам обвинить себя! Он бы снес тогда всё, даже стыд и позор. Но он строго судил себя, и ожесточённая совесть его не нашла никакой особенно ужасной вины в его прошедшем, кроме разве простого промаху,
который со всяким мог случиться.

И хотя бы судьба послала ему раскаяние – жгучее раскаяние, разбивающее сердце, отгоняющее сон, такое раскаяние, от ужасных мук которого мерещится петля и омут! О, он бы обрадовался ему! Муки и слезы – ведь это тоже жизнь. Но он не раскаивался в своем преступлении.

Он страдал тоже от мысли: зачем он тогда себя не убил? Зачем он стоял тогда над рекой и предпочел явку с повинною? Неужели такая сила в этом желании жить и так трудно одолеть его? Одолел же Свидригайлов, боявшийся смерти?»

«Ему грезилось в болезни, будто весь мир осуждён в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных.

Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одарённые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований».

ЧЕТВЕРТЫЙ СОН РАСКОЛЬНИКОВА — «АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ»…
Ян ван Эйк. «Последний Суд». Фрагмент. 1420-1425.
Городской музей искусств, Нью-Йорк.

«Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать».

«Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга».

,ЧЕТВЁРТЫЙ СОН РАСКОЛЬНИКОВА — «АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ»…

«В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, – но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Вся и всё погибало».

ЧЕТВЕРТЫЙ СОН РАСКОЛЬНИКОВА — «АПОКАЛИПТИЧЕСКИЙ»…

«Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса».

В Третьем сне Раскольникова все заливал лунный свет. Мертвенный оттенок напоминал о «Последнем дне человечества», что грядёт и непременно свершится, как факт,неотвратимый, неодолимый, всеуничтожающий…

Четвёртому сну удалось расправиться с мертвой мечтой-идеей Будто всю его наивную веру в «арифметику» кто-то «взял за хвост и стряхнул к чёрту». Иначе и быть не могло, потому что ЧЕТЫРЕ – число гармонизации Мироздания и всего, что есть в нём.

Пережив в сновидении катастрофу мирового масштаба, показавшую, сколь наивно, мертво и пусто упование на арифметическое устройство общественной жизни, когда все личное – ничто, Раскольников выздоровел…

На возрождение души ушло СЕМЬ ЛЕТ, как того требует мифологический счет времени. И что же, РАСКОЛЬНИКОВ УЗРЕЛ БОГА? Нет, уже потому что УЗРЕЛ ОН НЕЧТО ИНОЕ…
Эрнст Неизвестный. Иллюстрации к «Преступлению и Наказанию»

«Однажды под вечер совсем уже выздоровевший Раскольников нечаянно подошел к окну и вдруг увидел вдали Соню. Она стояла и как бы чего-то ждала. Что-то как бы пронзило в ту минуту его сердце: он вздрогнул и поскорее отошел от окна. В следующий день Соня не тревожила его беспокойством.

«Ранним утром, часов в шесть, он отправился на работу, на берег реки, где в сарае была обжигательная печь для алебастра и где толкли его. Раскольников вышел из сарая на самый берег… и стал глядеть на широкую и пустынную реку».

«Вдруг подле него очутилась Соня… Они хотели было говорить, но не могли. Слезы стояли в их глазах… но в этих больных и бледных лицах уже сияла заря обновленного будущего, полного воскресения в новую жизнь. ИХ ВОСКРЕСИЛА ЛЮБОВЬ, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого».

ЛЮБОВЬ ЕСТЬ ЯВЛЕНИЕ БОГА?
В романе, по-моему, Раскольникову
эта мысль еще не открылась…

Вид на равнинный берег Иртыша с «горы», на которой стоит Тобольск — столица бескрайней Сибири. Худ. — тобольчанин
Г. С. Бочанов. 1976.

«С высокого берега открывалась широкая окрестность.
С дальнего другого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем не похожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его».Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь; мысль его переходила в созерцание жизни людей, пребывающих в гармонично устроенном мире, где всё, как велят Небо, Земля и Воды, соподчинено, уравновешено, соразмерено друг с другом.

Вечность виделась ему и в Петербурге, но другая – глухая, немая, мертвая, нераздельная с Пустотой, что холодом своим убивает человеческую душу. Здесь Вечность была иной – той самой, что свойственна «ЗОЛОТОМУ ВЕКУ» с его полным слиянием с Пространством – безмерностью Земли – и Временем, подчиненным движению Солнца на Небе.

Говорят, после каторги Достоевский написал лучшие романы.
Хорошо зная эти места, думаю, его воображение,поразила природная первозданность Сибири — бескрайней, свободной.
Вид на Тобольск с поймы Иртыша. Худ. Г. С. Бочанов. 1992.

«Семь лет, только семь лет!
В начале своего счастия, в иные мгновения,
они оба готовы были смотреть на эти семь лет,
как на семь дней.

Он даже и не знал того, что новая жизнь не даром же ему достается, что её надо ещё дорого купить, заплатить за неё великим, будущим подвигом… Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью.

Это могло бы составить тему нового рассказа,–
но теперешний рассказ наш окончен».

Вид из окна мансарды дома в ПЕТЕРБУРГЕ ДОСТОЕВСКОГО.
Наши друзья предложили пожить здесь в Белые ночи 2008 года,
чтобы иметь возможность снимать ДВА ГОРОДА НА НЕВЕ,
ловя «лучи заходящего, зовущего солнца», где Достоевский повелит.

Над нами было не властно бегущее по циферблату время, потому что не нужно было никуда спешить, бояться опоздать, что-то пропустить. Мы жили в полном слиянии с восходами, сумерками, закатами, как представители того будущего человечества, ради которых Достоевский писал свои печальные и страшные романы,.

Нас, снимавших ДВА ГОРОДА НА НЕВЕ, было двое: Марина Бреслав — мой друг прекрасный — и я. Мы всё размечали, выверяли и проверяли, потом Марина уходила на съёмку. В результате было сделано 22 пробега по Петербургу. Представить, как мы были счастливы, просто невозможно.

По мере того, как собирался рабочий материал, я его простраивала композиционно, выверяла по цвету, собирала коллажи. Мои давнишние, чудом уцелевшие плёночные фотографии я тоже использовала, потому что именно они — раритеты — определили то, что делалось сейчас.

Книга ПЕТЕРБУРГ ДОСТОЕВСКОГО О «ВЕКЕ ЗОЛОТОМ» была сделана быстро, но грянул кризис; книжная торговля быстро перестроилась, мне пришлось закрыть своё издательство «ВРЕМЯ — ПРОСТРАНСТВО — АРХИТЕКТУРА», больше ничего не печатать, ибо спрос на книги иссякал и иссяк.

Марина верит, что всё изменится со временем.
Я верю в то, что судьбу человека определяют свыше.
А пока… Спасибо всем участникам,группы, которые так активно стали заходить ко мне…

Под портиком Исаакиевского собора.
И ещё, не могу об этом умолчать… Идут и грядут реформы в образовании, в которых никто не учтёт, что ДЕТЕЙ НУЖНО «ВОСПИТЫВАТЬ КРАСОТОЙ», ОТ КОТОРОЙ ПРЯМОЙ ПУТЬ ВЕДЁТ К ПОИСКУ ДОБРА И ПРАВДЫ…